Однако наступление половцев на Адрианополь вновь создало угрозу Константинополю, а несчастная фема Македония, полностью разоренная в течении предшествующих войн с печенегами, из-за новых боевых действий не могла вернуться к нормальной хозяйственной жизни. Поэтому император Алексей решил прибегнуть к хитрости, о которой подробно рассказывает Анна Комнина. К Лже-Диогену подослали лазутчика по имени Алакасей, который в свое время хорошо знал Романа Диогена. Одетый в рубище лазутчик просил сообщить самозванцу, что бежал от «узурпатора» Алексея, дабы поступить на службу законному государю вместе с комендантом крепости Пуца. По словам Алакасея, комендант готов сдать крепость Лже-Диогену и ждет его прибытия. Ни о чем не подозревавший Лже-Диоген отправился в Пуцу вместе с Алакасеем и небольшим половецким отрядом. В крепости устроили праздник и пир, а когда половецкие воины изрядно напились и уснули, то были без труда перебиты неожиданно нагрянувшими ромеями. Лже-Диоген был арестован и ослеплен сельджуком по имени Камир по приказу Анны Далассины, матери императора. Его отправили в Константинополь в сопровождении Камира и евнуха Евстафия Киминиана. Тем временем войска Алексея атаковали главные силы половцев, которые рассыпались по окрестностям в поисках фуража для коней и ценностей в богатых деревнях. Ромеи без труда уничтожали отдельные группы кочевников, многие из которых занимались грабежом и не были готовы к битве. Хан Тугоркан потерпел жестокое поражение и был вынужден бежать со своей дружиной за Дунай. Эта победа императора Алексея на некоторое время обезопасила дунайскую границу империи и дала возможность навести порядок в разоренных войной балканских фемах.
В конце правления императора Алексея, в 1116 году, в придунайских степях появился Лже-Диоген II, который объявил, что он – Лев, младший сын императора Романа Диогена, который в действительности погиб в бою с печенегами в 1087 году. Этот самозванец известен из русских летописей как Девгеневич. Он сумел привлечь на свою сторону половцев и получил военную помощь от Киевского великого князя Владимира Мономаха. Союз Девгеневича и Владимира Мономаха был скреплен браком самозванца и дочери Мономаха по имени Мария (Марица) († 1146). Войска Девгеневича под командованием киевского воеводы Ивана Войтишича форсировали Дунай, вторглись на территорию фемы Паристрион и овладели Доростолом. В Доростоле самозванец разместил свой двор, раздавая окрестные города и села своим половецким и русским наемникам. Иван Войтишич, по словам русских летописей, «посадил посадников по Дунаю».
Как полагает ряд ученых, в частности Г. Г. Литаврин, а также современный исследователь А. Н. Слядзь в своей нашумевшей книге о взаимоотношениях Византии и Руси в Крыму и Приазовье в XI–XII веках[153]
, помощь Владимира Мономаха Девгеневичу была обусловлена затаенной местью великого князя Киевского императору Алексею за то, что император еще в 1080-е годы поддержал Тмутараканьского князя Олега Святославича в борьбе против Киева. Князь Олег, изгнанный киевлянами из Тмутаракани, бежал в Византию и был сослан Никифором Вотаниатом на остров Родос. После комниновского переворота князь Олег нашел пристанище в Константинополе и, согласно старой гипотезе Х. М. Лопарева, женился на знатной византийской даме по имени Феофано из знаменитого рода Музалон, причем этот брак был заключен благодаря посредничеству императора Алексея[154]. Затем Олег вернулся на Таманский полуостров и утвердился там, очевидно, при помощи византийской армии, а также половецких наемников.Однако гипотеза Г. Г. Литаврина и А. Н. Слядзя достаточно уязвима в свете современных комплексных исследований описанной проблематики. По мнению А. Е. Мусина, Таманский полуостров представлял собой территорию, находившуюся в непосредственной зависимости от Константинополя, а представления о существовании Тмутараканьского княжества как самоуправляемой территории являются историографическим мифом. С этой точки зрения предполагаемая византийская жена князя Олега в действительности была «архонтиссой Росии», о чем свидетельствует ее печать, сам же Олег мог приехать на Тамань только в качестве «архонта Тамани / Матархи, Зихии и Хазарии», то есть в качестве византийского чиновника более низкого ранга[155]
. При этом возможно, что Киев первоначально не признавал Алексея Комнина василевсом и хранил верность свергнутому Никифору Вотаниату, но это непризнание никак не могло быть следствием равноправных отношений между Константинополем и Киевом. С точки зрения иерархии «византийского содружества» Киев был лишь военной базой норманнов, контролировавших торговые речные маршруты. Эти норманны, как отмечает А. Е. Мусин, были признаны Византийской империей в качестве «архонтов»[156], но Киев в глазах византийцев не представлял собой полноценной столицы, которая обладала бы для империи тем же статусом, каким обладали Багдад, Исфахан или Париж.