Время Анны Комниной

Проблема эволюции тяжелой конницы в раннее Средневековье ставит любого исследователя перед сложной проблемой рецепции ирано-сарматских военных традиций в «варварской» Европе. В свое время А. М. Хазанов в устной консультации высказал нам мнение о том, что никаких отчетливых материальных следов культурной преемственности между ирано-сарматскими военными традициями всадничества и франко-норманнским рыцарством XI–XII веков не существует. В то же время крупный специалист в области сарматской археологии А. В. Симоненко признает, что есть веские основания полагать, что многие из воинских традиций и навыков европейского рыцарства восходят к обычаям и тактике сарматских всадников[312]. Почему бы не допустить в таком случае, что именно византийская военная аристократия на протяжении веков играла роль передаточного звена в развитии традиций всадничества, обогащавшихся опытом постоянных войн, которые вела Византийская империя против арабов и степных кочевников? Никифор Вриенний отмечал в своем сочинении подвиг аланских солдат, служивших в византийской кавалерии под командованием молодого стратига Алексея Комнина и отличившихся в бою с сельджуками в период мятежа Русселя де Байоля[313]. Как уже было отмечено, присутствие в византийской армии аланских конных контингентов засвидетельствовано также более ранними источниками, что подтверждает наше предположение о том, что византийская армия была важным элементом в передаче традиций всадничества в Европе раннего Средневековья.

Первая норманнская война

По словам Анны Комниной, в начале 1081 года Роберт Гвискар стянул к Бриндизи крупные силы – сто пятьдесят кораблей и тридцать тысяч солдат. На каждом корабле располагалось по двести рыцарей вместе с оружием и конями, готовые десантироваться и вступить в бой на балканском побережье[314]. Ордерик Виталий упоминает гораздо более скромную цифру – десять тысяч рыцарей и сержантов[315]. Норманнская хроника и Петр Диакон – пятнадцать тысяч воинов[316]. Как отмечает Анна, в войске, кроме норманнских рыцарей и лангобардских вассалов Роберта, было множество мобилизованных жителей южной Италии, не умевших владеть оружием и ездить верхом. «Не довольствуясь теми воинами, которые с давних пор воевали вместе с ним и знали военное дело, он формирует новое войско, призывая на службу людей всех возрастов. Со всех концов Ломбардии и Апулии собрал он старых и малых и призывал их к воинской службе. Можно было видеть, как мальчики, юноши, старики, которые и во сне не видели оружия, облеклись тогда в доспехи, держали щиты, неумело и неуклюже натягивали тетиву лука, а когда следовало идти, валились ниц. Это было причиной неумолчного ропота, который поднялся по всей Лонгивардии…»[317], – отмечает принцесса, сгущая, вероятно, краски. Весной 1081 года авангард Роберта под командованием его сына Боэмунда высадился на балканском побережье недалеко от Авлона. Здесь норманны соединились с войсками республики Рагуза. Роберт атаковал Корфу и 10 мая 1081 года захватил остров вместе с крепостью. Создав там плацдарм для прибывающих из Италии резервов, Роберт подошел к Диррахию – древнему Эпидамну, который был ключом в дороге на Константинополь, т. е. древнеримской «via egnatia», и осадил его. Обороной Диррахия руководил преданный Алексею стратиг Георгий Палеолог – предок будущего византийского императора Михаила VIII. Шедший параллельно берегу норманнский флот попал в шторм и потерял несколько кораблей.

В это время Алексей Комнин через послов сумел заключить с дожем Венеции Доменико Сельво союз о совместных действиях против норманнов. Доменико Сельво был женат на Феодоре Анне Дукине – дочери византийского императора Константина X Дуки и императрицы Евдокии Макремволитиссы. Данное обстоятельство располагало его к империи и делало потенциальным союзником императора Алексея Комнина, женатого на Ирине Дукине – двоюродной племяннице императора Михаила VII Дуки Парапинака. Возможно, что большое политическое значение брака Алексея и Ирины проявилось таким образом не только в дни комниновского переворота, но и в период Первой норманнской войны. В конечном итоге именно политические выгоды от брака с Ириной, вероятно, и отрезвили Алексея Комнина, заставив его отказаться от идеи развестись с Ириной и сочетаться браком со своей возлюбленной красавицей Марией Аланской.