Читаем Время банкетов. Политика и символика одного поколения (1818—1848) полностью

Чем объяснялась эта завороженность фигурой О’Коннела?461 Чтобы ответить на этот вопрос, достаточно перечитать хотя бы одно из популярнейших публицистических произведений Июльской монархии, «Книгу ораторов» виконта Луи де Корменена, он же Тимон, которая выдержала подряд по меньшей вере восемнадцать переизданий. Книга состоит из двух частей. Первая, «Предписания», освещает теоретическую сторону вопроса; в ней речь идет сначала о парламентском красноречии, а затем о красноречии газетном, церковном, адвокатском. Вторая часть, «Примеры», построена как портретная галерея великих ораторов, начиная с Революции и кончая эпохой Реставрации и Июльской монархией. Здесь представлены только французы: Мирабо, Дантон, Манюэль, генерал Фуа, Бенжамен Констан, Руайе-Коллар, Одилон Барро, Ламартин, Гизо и Тьер. Тем не менее трижды Корменен посвящает пространные отступления ныне живущему иностранному оратору — и это, естественно, Даниел О’Коннел. Во введении он назван «величайшим, быть может единственным оратором Нового времени»; затем автор «Книги ораторов» возвращается к нему в конце первой части и еще раз — на самых последних страницах, при подведении итогов. Этот последний портрет дает достаточное представление о престиже великого сына Ирландии. Но еще интереснее некоторые размышления, помещенные Тимоном в предпоследней главе первой части («Красноречие под открытым небом, или Сравнение трибуна с академиком, клубным оратором и оратором парламентским»)462. Сравнение, разумеется, делается не в пользу прочих видов красноречия, в частности клубного. «Как правило, в клубах душно, жарко и полутемно, — пишет безжалостный Корменен, — что же касается порядка в мыслях, это последнее, что заботит клубного оратора, потому что здесь редко у кого рождается больше одной мысли». Итак, клубное красноречие «очень беспорядочное, очень нетерпимое, очень напыщенное и совсем не красноречивое»; «у него, вероятно, есть достоинства, но полагаю, что оно их скрывает; возможно, оно подражает каким-то образцам, но мне они неизвестны». После чего заключает: «Да здравствует красноречие под открытым небом, красноречие О’Коннела; поговорим же о нем!»

Красноречие под открытым небом, признает Тимон, подходит не всякому месту (народы Севера явно расположены к нему больше, чем народы Юга) и не всякому времени года; у него есть свои изъяны: «Порой оратор взбирается на бочку, порой вскакивает на запятки фиакра… <…> он взбирается на трибуну британского митинга под градом ключей, капустных кочерыжек и печеных яблок. <…> Но если у красноречия под открытым небом бывают свои сатурналии, бывают у него и великие, прекрасные праздники», а от оратора такое красноречие требует способностей исключительных.

Итак, народному оратору почти непременно необходимы высокий рост, громкий голос, мужественный вид, горящие глаза. Ему необходимо сблизиться с теми, кто его слушает, так тесно, словно он связан с ними навеки; необходимо возвышаться над толпой, поднимать ее одним жестом и смирять одним взглядом; необходимо приобрести господство, абсолютное господство над всеми этими душами, пусть даже на первый взгляд он может показаться не их господином, а их слугой; необходимо окликать своих слушателей, теснить их, заковывать в золотые цепи своего красноречия и не оставлять им времени ни на раздумья, ни на отдых, ни на развлечения; необходимо извлекать из их утробы все великие чувства свободы, равенства, человеколюбия, жалости, добродетели, которые дремлют в сердце любого человека; необходимо рисовать перед всеми этими разинутыми ртами, перед всеми этими горящими пристальными взорами, перед всеми этими восхищенными лицами великие картины славы, религии и отечества; необходимо быть поочередно поэтичным и живописным, жизнерадостным и саркастичным, необходимо доносить до слушателей громкий шум города или завывания бури; необходимо уводить их в зеленые луга, пьянить далеким пением деревенской флейты или угощать крупной солью своих шуток, необходимо забрасывать их вопросами и ожидать ответа!

Нашелся человек, обладающий всеми этими дарами; имя этого человека О’Коннел.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее