Время банкетов. Политика и символика одного поколения (1818—1848)

Совершенно очевидно, что в истории политической жизни при Июльской монархии нет эпизода, который был бы так прочно забыт и так мало изучен, как борьба за избирательную реформу в 1838–1841 годах. Это констатировал почти столетие назад автор первого исследования на эту тему, американский историк А. Гурвич⁴⁹³. Хорошо еще, что его исследование, насчитывающее в общей сложности более 200 страниц, оказалось столь обстоятельным, полным и точным; ведь никакого продолжения оно, по сути, не получило. В трудах по истории Июльской монархии для движения за избирательную реформу, по всей вероятности, не нашлось места по вине внешней политики, ведь его пик совпал с самым напряженным периодом международного кризиса: именно летом и осенью 1840 года, как известно, авантюры Тьера в Средиземноморье поставили Францию на грань войны против всей Европы. Интерес к борьбе за избирательную реформу стал пробуждаться вновь лишь в самые последние годы, в связи с обновлением политической истории и изучением интеллектуальных истоков всеобщего избирательного права для мужчин⁴⁹⁴. За неимением места мы не станем здесь ни рассказывать всю историю этого движения, ни перечислять все банкеты, устроенные в его рамках. Мы ограничимся тем, что напомним основные факты, исследованные Гурвичем, и поместим их в общий контекст, о котором нам теперь известно гораздо больше. Особое внимание мы сосредоточим на самых необычных и новых аспектах той кампании банкетов, которая состоялась летом и осенью 1840 года, в частности на той неожиданной проблеме, с которой столкнулись руководители движения за реформу, в ту пору почти сплошь республиканцы.

Новизна этого движения, как показал А. Гурвич, заключалась в том, что республиканская непарламентская оппозиция впервые вместо того, чтобы попытаться свергнуть режим без помощи парламента, предпочла продолжить традиции либерализма 1820‐х годов, сблизиться с династической левой в палате депутатов и адресовать в парламент петиции с требованиями избирательной реформы, то есть взять пример с британцев, которые в начале 1830‐х годов добились успеха, не прибегая к насилию. Контекст был для этого относительно благоприятный: после осенних выборов 1837 года, во время которых правительство щедро прибегало к административному давлению, король вторично назначил председателем кабинета графа Моле, и кабинет этот стал таким послушным исполнителем королевской воли, что в его действиях нетрудно было усмотреть нарушение духа и даже буквы представительного правления. Поэтому в палате образовалась большая «коалиция» оппозиционеров, в которую входили все сторонники подлинного парламентарима, от Гизо до Одилона Барро, включая Дюпена и Тьера. Впрочем, недовольство выплеснулось за стены парламента, назревал политический кризис, и весной 1839 года Моле был вынужден пойти на роспуск парламента и назначение внеочередных выборов, которые после очень оживленной избирательной кампании проиграл. Именно в этой обстановке неопределенности, порождавшей надежды на перемены, парижские национальные гвардейцы, близкие к династической оппозиции, подали в конце августа 1838 года первую петицию с требованием избирательной реформы. У петиции этой, опубликованной в левых газетах, таких как «Французский курьер», «Время», «Коммерческая газета», «Национальная» и, главное, «Век» (издание, сделавшееся через два года после возникновения одним из самых многотиражных во французской прессе), очень быстро появились сторонники во всей стране, а весенняя победа коалиции, по всей вероятности, укрепила отраженные в ней надежды: появились основания рассчитывать, что новое большинство (которое, впрочем, очень быстро распалось) сумеет расширить состав избирателей. Петиция требовала не всеобщего избирательного права, но лишь права быть избирателем для всякого национального гвардейца. Естественно, ее распространяли среди провинциальных национальных гвардейцев, порой в ходе банкета, который рядовые гвардейцы устраивали с согласия офицеров (чья должность, напомним, была выборной), а порой даже по их инициативе. Петиции имели разных адресатов: одни были обращены к тому или иному депутату, другие — в газеты, которые наиболее активно выступали в поддержку реформы, в частности в «Национальную». По сведениям этой газеты, петиции за реформу за один год подписали в общей сложности сто пятьдесят тысяч человек. Но парламентская сессия подошла к концу, а палата так и не приступила к обсуждению этого вопроса. Значит, все нужно было начинать сначала.