Время банкетов. Политика и символика одного поколения (1818—1848)

Достоин внимания уже географический размах движения: помимо Парижа и его пригородов были затронуты три десятка департаментов (карта 2). Это, пожалуй, меньше, чем в 1829–1830 годах, но этого достаточно, чтобы говорить об общенациональном характере движения. Распределение по регионам отличается от предыдущей волны: некоторые регионы, которые были очень активны в 1829–1830 годах, например восток Франции, представлены довольно скупо; Нормандия и север страны, не слишком активные в конце эпохи Реставрации, вообще практически не затронуты, зато юг — Лангедок и Прованс, при министерстве Полиньяка никак о себе не заявлявшие, в 1840 году значительно оживились. Наконец, на карте видна широкая медианная зона, уже затронутая кампанией банкетов десять лет назад: она тянется от Пуату и Юра до Альп и включает Бургундию, Овернь и Лионне. В конечном счете такое распределение не составляет большой проблемы для интерпретатора, поскольку все изменения могут быть объяснены очень просто. Так, малая активность патриотически настроенных городов на востоке Франции связана, по всей вероятности, с напряженной международной обстановкой, ибо основные споры шли как раз из‐за Рейна. Новая роль юга объясняется персональной активностью Франсуа Араго (который после Тура и Блуа выступал в Перпиньяне, Тулузе, Монпелье, Марселе и Тулоне) и, шире, переходом низших классов южных городов на демократические и республиканские позиции — феномен, давно известный историкам; сыграло свою роль и параллельное укрепление в этих областях позиций легитимистов, частично освободившихся от влияния знати и требовавших всеобщего избирательного права.

Гораздо более интересен тот факт, что кампания 1840 года была теснее, чем предыдущая, связана с городами и нередко в одном и том же городе проходил не один, а два и даже три банкета. В Руане и в Марселе первый банкет состоялся 14 июля, а второй, рабочий, в августе; в Марселе вдобавок прошел еще и третий, самый большой, в начале сентября; в Клермоне банкетов было два, в конце августа и в начале сентября; в Гренобле — тоже два, 13 сентября и 18 октября; наконец, в Лионе — опять-таки два банкета: один, 20 октября, в самом городе, маленький, на двести персон, с участием Араго, и другой пятью днями позже в лионском пригороде с гораздо большим количеством сотрапезников, но без участия Араго. Объяснить такое обилие банкетов можно разными причинами, но пока ограничимся констатацией, что оно свидетельствует о размахе движения, поскольку — во всяком случае в больших городах или в городах с богатым революционным прошлым — одного банкета оказывалось мало и организаторы без труда находили участников для нового мероприятия несколькими неделями позже.

Однако главное новшество заключается в другом. Впервые во Франции состоялся целый ряд гигантских банкетов, в каждом из которых принимала участие тысяча сотрапезников, а во многих случаях и гораздо больше. Все началось с банкета в Бельвиле 1 июля, к которому мы еще вернемся; следующий, намеченный на 14 июля в Сен-Манде, мог стать еще более масштабным, но его запретила администрация; зато 31 августа состоялся банкет в Шатийоне, который оказался самым многочисленных из всех, какие когда-либо происходили во Франции: в нем участвовало, по самым скромным подсчетам, от трех до четырех тысяч человек, а очень возможно, и больше. Уже упомянутый банкет в пригороде Лиона 25 октября, когда движение достигло апогея, был сходного масштаба или даже превосходил предыдущие рекорды: говорили, что в нем участвовали шесть тысяч человек. Но на этом кампания банкетов не прекратилась: в начале октября тысяча человек собралась на банкет в Тулузе, от полутора до двух тысяч участвовали в марсельском банкете несколькими днями раньше, а второй банкет на горе Монтоду, хотя сведения о его масштабах сильно расходятся, собрал, вполне вероятно, до трех тысяч человек. Можно вспомнить еще девятьсот подписчиков в Осере, от семи до восьми сотен — в Монпелье, примерно столько же на втором банкете в Гренобле 18 октября (на первом, пятью неделями раньше, ожидались три тысячи гостей, но пришли всего четыре или пять сотен: остальные испугались ливня, который устроил в городе настоящий потоп). В некоторых маленьких городах были достигнуты не менее выдающиеся результаты (если учесть малочисленность населения в самих этих городах): четыреста пятьдесят человек на банкете в Каркассоне, двести пятьдесят в Грамá (департамент Ло) и в Сёрре (департамент Кот-д’Ор). По целому ряду причин, о которых мы расскажем позже, трудно определить общее число участников совершенно точно, но по самым грубым и приблизительным подсчетам их набралось не меньше двадцати тысяч (пять–семь тысяч в Париже и его окрестностях, по меньшей мере вдвое больше в провинции). Это в три раза больше, чем в кампании 1829–1830 годов; вдобавок та кампания растянулась на девять месяцев, тогда как здесь все банкеты состоялись на протяжении двух месяцев — с конца августа до конца октября. Своего рода гигантская волна в момент наибольшей международной напряженности.