Время банкетов. Политика и символика одного поколения (1818—1848)

Здесь исчезают <…> мелочные соперничества, возникающие между людьми одинокими и самолюбивыми. <…> Незначительные разногласия между социалистами касательно устройства будущего ближайшего или более дальнего отступают перед общей политической целью — целью самой насущной и прекрасной именно потому, что она есть не только цель, но и средство⁵⁰⁰.

Удавшийся банкет — тот, по окончании которого устроители могут быть уверены, что сердца всех сотрапезников бились в унисон; поэтому Пийо, согласно со своей партизанской, чтобы не сказать сектантской, логикой, делает из сказанного вывод, что благодаря установившемуся на банкете единодушию коммунисты отделились от других, «теплых» сторонников реформы. Он остается верен этому мнению и полон энтузиазма. Почему? Потому, говорит он, что собрание это стало неожиданностью, что прежде коммунисты были просто-напросто отдельными личностями, которых противники могли упрекнуть в том, что их идеи не что иное, как их собственные разглагольствования. Они не знали сами себя. Впервые они предстали силой, которую следует принимать всерьез.

Что же заставило их собраться вместе? Почти чудо, если верить финальному рассуждению Пийо: «Вскоре Франция узнает, что тысяча двести граждан, выбранных, можно сказать, случайно, были позваны на свидание, и каждый явился неукоснительно, хотя и не знал наверное, что его там ждет». В конце брошюры Дезами и Пийо возвращаются к происхождению своего банкета и пишут, что он вырос из банкетов предшествующих, организованных республиканцами из «Национальной», в частности банкета национальных гвардейцев десятого округа, который состоялся 1 июня, а главное, банкета 9 июня, устроенного по инициативе национальных гвардейцев двенадцатого округа, с участием Лаффита и Араго:

Не один добрый гражданин был скандализирован, заметив среди сотрапезников кое-кого из придворных демократов, людей из так называемого хорошего общества, которые щеголяли на празднике Равенства июльскими монархическими крестами; но удивление сделалось еще сильнее, когда при появлении двух депутатов-реформистов иные партийные вельможи, наследники старого либерализма, с чрезвычайным раболепием и заказным энтузиазмом принялись кричать: «Шляпы долой!»; они бы продолжали так вести себя и дальше, если бы все собрание почти единодушно не призвало их к порядку. <…> В конечном счете чем увенчалась эта комедия? Добрые граждане возмутились; всем разом явилась одна и та же мысль: «А отчего же нам не устроить наш собственный банкет?» И вот источник нашего великого торжества. Мы уговариваемся, встречаемся, энтузиазм охватывает каждого гражданина, все препятствия исчезают.

Иными словами, сотрапезников объединило отторжение от старого либерализма, отказ оставаться под опекой цензитарной буржуазии, даже левой или крайне левой, — реакция, которая достигла такой силы, по-видимому, потому, что весной 1840 года в Париже пролетарии или люди, ощущающие себя таковыми, впервые были приглашены на собрания такого типа. Для продвижения избирательной реформы требовалась поддержка большого числа граждан; пришлось обратиться к пролетариям, к «пуританам», как выражается «Народная газета», но неожиданно оказалось, что они воспринимают равенство очень серьезно и что среди них многие враждебны любой форме социальной дифференциации.

Понятно, что Дезами и Пийо могли с успехом провести банкет, но не могли основать прочную организацию коммунистов; это удалось Кабе в следующие годы, потому что он был организатором, не имеющим себе равных, и потому что он сумел создать газету, приспособленную к интересам читателей и, главное, выходившую в течение нескольких лет, чего ни Дезами, ни Пийо сделать не смогли. Понятно также, что организаторы этого первого коммунистического банкета с почти маниакальным упорством следили за соблюдением всех форм равенства. Разумеется, организацией банкета занималась специальная комиссия, а полсотни комиссаров наблюдали за порядком в зале. Но, против обыкновения, банкет начался без председателя: Пийо, один из двух «заседателей» организационной комиссии, хотел, чтобы его выбрали все присутствующие. Осуществить это оказалось непросто, поскольку одновременно было решено, что ни один из членов организационной комиссии не сможет претендовать на эту роль: изумленные сотрапезники не захотели подчиниться этому решению; комиссия упорствовала и даже подсказывала кандидатов из числа простых подписчиков, а те отклоняли предложение баллотироваться, ссылаясь на свою неподготовленность. В конце концов сошлись на одной кандидатуре, перешли к голосованию (от которого три четверти присутствующих уклонились), но тут кандидат взял самоотвод… Отчаявшись, комиссары «ввиду позднего времени решили, что место президента останется вакантным, а исполнять его обязанности будут заседатели». Пийо и Дезами видят во всем этом доказательство верности всех сотрапезников братскому равенству и их презрение к почетным знакам отличия. Объяснение, пожалуй, чересчур оптимистическое⁵⁰¹.