Время банкетов. Политика и символика одного поколения (1818—1848)

На сей раз там чувствовалось больше тепла, движения и жизни. Сен-кантенские патриоты вдохновили представителей конституционного течения, а ораторы левого крыла, увлеченные стремлением к общественному благу, также воодушевились, но, однако же, не отказались от своей стратегии, не возвысились до защиты права и народа!⁶⁴²

Неделю спустя, после банкета в Орлеане, где Мари закончил свою речь республиканским лозунгом «Свобода, Равенство, Братство», «Реформа» восклицает: «Наконец-то! Вот одно из тех собраний, которые выходят за пределы династической и парламентской колеи, столь тяжко продавленной колесницей г-на Барро!»⁶⁴³ Итак, демократы считали, что движение эволюционирует к защите дела Республики, а значит, возможно принять в нем участие. Вдобавок начиная с августа они могли убедиться, что реформистское движение выгодно им и в еще одном отношении: префектура департамента Сарта, в сентябре прошлого года так яростно препятствовавшая Ледрю-Роллену в его намерении устроить банкет, без особых затруднений позволила провести 10 августа 1847 года демократический банкет в Ле-Мане. Сходным образом 22 сентября демократы Л’ Иль-Журдена (департамент Жер) смогли отпраздновать очередную годовщину установления Республики…⁶⁴⁴ Нет никаких сомнений, что правительство поступало так совершенно сознательно, ради того чтобы скомпрометировать чисто реформистское движение⁶⁴⁵. Но демократы сделали из этого вывод, что в течение всей реформистской кампании собрания их единомышленников (если, конечно, не считать мелких группок рабочих, стоящих на социалистических и коммунистических позициях) будут разрешены.

Осознав это, демократы попытались извлечь из реформистского движения как можно больше выгод; они принимали участие в подготовительных собраниях, куда, впрочем, вносили сумятицу, когда, как юный судья Фердинанд Гамбон в департаменте Ньевр, наотрез отказывались произносить тост за короля; когда вынудили Барро и династических реформистов и даже часть умеренных республиканцев покинуть залу банкета в Лилле, благодаря чему Ледрю-Роллен смог 7 ноября произнести свою речь, вызвавшую большой шум, а затем, судя по всему, повторили тот же маневр в Альби, хотя и с меньшим скандалом. Если же им не удавалось добиться своего, как, например, произошло в Эпинале, демократы шли на разрыв и устраивали отдельно свой собственный банкет с меньшим числом участников. Наконец, они совсем самостоятельно организовывали свои демократические банкеты: сначала в Дижоне 21 ноября, затем в Шалоне-сюр-Сон в конце декабря, а в начале января в Лиможе и Тулузе⁶⁴⁶. В этих банкетах принимали участие не одни радикалы: например, дижонский банкет прошел под председательством патриарха либерализма из департамента Кот-д’Ор, бывшего депутата Эрну; на банкете в Шалоне, как мы видели, присутствовал оратор-фурьерист, а председательствовал там «г-н Мате, депутат от города Шалона, революционер не слишком грозный и по характеру и повадкам способный скорее сам страшиться, нежели наводить страх на других»⁶⁴⁷. Однако здесь пьют за суверенитет народа (а не за суверенитет нации — как в первом тосте на банкете в «Красном замке», который, разумеется, устраивал династическую оппозицию и мог подойти даже легитимистам), здесь с восторгом вспоминают о славных свершениях Революции и Конвента, здесь рассуждают о будущем Франции под старым трехцветным знаменем дижонских волонтеров, а «трибуна, украшенная с изысканной элегантностью, воздвигнута на фоне картины, изображающей атрибуты всех тружеников: глобус, типографский станок, молотки, угольники, доски для печатания нот…»⁶⁴⁸ Главные речи произносят демократы из круга «Реформы»: Бон, Флокон, Этьенн Араго и в особенности Ледрю-Роллен, взявший в Лилле реванш за все ле-манские злоключения и возвысивший голос в пользу несчастных, которых буржуазия именует варварами; наконец Луи Блан, который впервые выступил перед широкой публикой именно на банкете в Дижоне⁶⁴⁹.

Гостей было очень много, поскольку цена подписки оказалась предсказуемо доступной: на дижонском банкете три-четыре сотни рабочих («которые своим поведением, спокойным и достойным, благородно опровергали все те клеветы, жертвами которых они так часто становятся») соседствовали с «многочисленными негоциантами, промышленниками и несколькими священниками»; общее число участников банкетов достигало тысячи ста человек. В Шалоне цена подписки равнялась трем франкам: к великому негодованию «Курьера Соны и Луары», который возмущался не меньше, чем «Ежедневная» газета восемнадцать лет назад, участников оказалось от полутора до двух тысяч, что, как заранее утверждал консервативный листок, не доказывало ровным счетом ничего: