Время, бесстрашный художник…

Белые на фоне черных деревьев,
черные на фоне белого неба,
кружатся снежинки тихо и плавно,
с неба опускаются бесшумно на землю.

Белые десантники спускаются с неба

на своих невидимых белых парашютах,
сонмища неведомых белых пришельцев
в маленьких скафандрах, блестящих и белых.

Грозное нашествие белых пришельцев.

Кто они, откуда они, чего им здесь надо!
Уже ни зги не видно, мне страшно, мне жутко –
чего они хотят от земли нашей милой!..

Ах, полно тебе, право, что за детские страхи!

Все твои тревоги совершенно напрасны.
Это просто нервы, ты, видно, устала, –
вот и разыгралось у тебя воображенье.

Это просто бал, просто вальс новогодний

скрипачи играют на скрипочках белых.
Белый дирижер поднял белую руку, –
вот и закружились эти белые пары…

Медленные звуки новогоднего вальса,

плавное круженье новогоднего бала.
Медленно и плавно кружатся по кругу
белые девчонки в белых одеяньях.

Кружатся по кругу, положив на плечи

белым кавалерам
белые руки,
белые на фоне черного леса,
черные на фоне белого неба.

Музыка

Вл. Соколову

Есть в музыке такая неземная,
как бы не здесь рожденная печаль,
которую ни скрипка, ни рояль
до основанья вычерпать не могут.

И арфы сладкозвучная струна

или органа трепетные трубы
для той печали слишком, что ли, грубы,
для той безмерной скорби неземной.

Но вот они сошлись, соединясь

в могучее сообщество оркестра,
и палочка всесильного маэстро,
как перст судьбы, указывает ввысь.

Туда, туда, где звездные миры,

и нету им числа, и нет предела.
О, этот дирижер – он знает дело.
Он их в такие выси вознесет!

Туда, туда, все выше, все быстрей,

где звездная неистовствует фуга…
Метет метель. Неистовствует вьюга.
Они уже дрожат. Как их трясет!

Как в шторм девятибалльная волна

в беспамятстве их кружит и мотает,
и капельки всего лишь не хватает,
чтоб сердце, наконец, разорвалось.

Но что-то остается там на дне,

и плещется в таинственном сосуде
остаток, тот осадок самой сути,
ее безмерной скорби неземной.

И вот тогда, с подоблачных высот,

той капельки владетель и хранитель,
нисходит инопланетянин Моцарт
и нам бокал с улыбкой подает.

И можно до последнего глотка

испить ее, всю горечь той печали,
чтоб, чуя уже холод за плечами,
вдруг удивиться – как она сладка!

Строки из записной книжки

«…он придумал себе подходящее, на его взгляд, звание: Магистр Георгий Сабелликус, Фауст младший, кладезь некромантии, астролог, преуспевающий маг, хиромант, аэромант, пиромант и преуспевающий гидромант».

Аббат Тритемий

* * *