Время, бесстрашный художник…

Бездна памяти, расширяющаяся Вселенная,
вся из края в край обжитая и заселенная,
вместе с вьюгами, снегопадами и метелями,
как реликтовый лес не вянущий, вся зеленая.

Бездна памяти, беспредельное мироздание,

расходящиеся галактики и туманности,
где все давнее
только четче и первозданнее,
очевиднее и яснее до самой малости.

Расширяющаяся Вселенная нашей памяти.

Гулкой вечностью дышит небо ее вечернее.
И когда наши звезды,
здесь умирая,
падают,
в небе памяти загорается их свечение.

И уходят они все дальше путями млечными,

и, хранимое небом памяти, ее безднами,
все земное мое
ушедшее и минувшее
с высоты на меня очами глядит небесными.
И звучат, почти как земные, только
пронзительней,
погребальные марши, колокола венчальные,
и чем дальше даль, тем смиреннее
и просительней
эти вечные очи, эти глаза печальные.

Бездна памяти, ты как моря вода зеленая,

где волна к волне, все уходит и отдаляется,
но вода, увы, слишком горькая и соленая,
пьешь и пьешь ее, а все жажда не утоляется.

И опять стоишь возле этой безлюдной пристани,

одиноко под небесами ночными темными,
и глядишь туда все внимательнее и пристальней,
еще миг один – и руками коснешься теплыми.

2

Небо памяти, ты с годами все идилличнее,
как наивный рисунок, проще и простодушнее.
Умудренный мастер с холста удаляет лишнее,
и становится фон прозрачнее и воздушнее.

Надвигается море, щедро позолоченное,

серебристая ель по небу летит рассветному.
Забывается слишком пасмурное и черное,
уступая место солнечному и светлому.

Словно тихим осенним светом душа

наполнилась,
и, как сон, ее омывает теченье теплое.
И не то чтобы все дурное уже не помнилось,
просто чаще припоминается что-то доброе.

Это странное и могучее свойство памяти,

порожденное зрелым опытом, а не робостью, –
постепенно
воспоминанья взрывоопасные
то забавной, а то смешной вытеснять
подробностью.

И все чаще мы, оставляя как бы за скобками

и беду, и боль, и мучения все, и тяготы,
вспоминаем уже не лес, побитый осколками,
а какие там летом сладкие были ягоды.

Вспоминается спирт и брага, пирушка давняя,

а не степь, где тебя бураны валили зимние,
и не бинт в крови, и не коечка госпитальная,
а та нянечка над тобою – глазищи синие.

Вспоминаются губы, руки и плечи хрупкие,

и приходит на память всякая мелочь разная.
И бредут по земле ничейной ромашки крупные,
и пылает на минном поле клубника красная.

3