Время бросать камни

Александр III, безмерно перепуганный взрывом бомбы, размашисто наложил на письме резолюцию:

«Будьте покойны, с подобными предложениями ко мне не посмеют прийти никто, и что все шестеро будут повешены, за это я ручаюсь».

Александр III сдержал свое царское слово.

3 апреля 1881 года приговор был приведен публично в исполнение…

Оправдывались опасения Мамина о наступлении еще более худших времен, усилении политических преследований. Царское семейство, придворная знать страшились новых событий, которые могли последовать в стране вслед за цареубийством.

Свирепая монархическая власть обрушила на Россию невиданные по размаху и жестокости репрессии. Брались на учет все мало-мальски подозрительные, неосторожно брошенное слово могло обернуться крутой бедой. Возобновлялись закрытые прежде дела, привлекались люди, освобожденные ранее за недоказанностью преступления За десятилетие — с 1881 по 1891 год — состоялось свыше ста политических процессов в столице и в крупнейших городах. Перед судами прошли тысячи людей. Выносились безжалостные смертные приговоры, сотни революционеров уходили на вечную каторгу и поселения, в тюрьмы и смирительные дома. Судебные приговоры сочетались с административными расправами, многие и многие без суда и следствия отдавались под гласный надзор полиции, ссылались в самые гибельные места Восточной и Западной Сибири.

Еще на исходе зимы 1881 года Дмитрий Наркисович начал серьезно и основательно готовиться к отъезду на долгий срок с Урала, надеясь восстановиться в университете. Собиралась с ним и Марья Якимовна, предполагая поступить на женские курсы в Москве или Петербурге. Дмитрий Наркисович намеревался войти в непосредственные отношения с редакторами толстых столичных журналов, представить на их суд свои произведения. Некоторые он даже послал им заблаговременно.

Но отъезд оттягивался и оттягивался по уважительной причине. Мамин устраивал финансовые дела. Нельзя же появляться в столице с пустыми руками. А лето — это пора самых обильных репетиторских занятий.

Выехали лишь в конце августа 1881 года.

5

Друзья пришли на вокзал проводить Дмитрия Наркисовича и Марью Якимовну. К отходу поезда в Пермь всегда собиралась толпа зевак. Прогуливались по перрону, с любопытством оглядывали отъезжающих и провожающих. Это было одно из развлечений екатеринбуржцев, впрочем, и жителей остальных городов, через которые проходила железная дорога.

Третий звонок… Тронулся поезд… Прощай, Екатеринбург!

Из окна вагона долго виднелся, волнуя своим видом, удаляющийся город, золотые главы церквей, черные трубы Исетского завода, потом — просторный разлив Верх-Исетского пруда, растянувшегося среди сосен почти на пятнадцать верст. Прощай, Екатеринбург!

В вагоне располагался самый пестрый народ: тут и золотопромышленник; и старик — торговец железным товаром; мастеровой человек с Мраморской; возвращающийся переселенец из Сибири в Россию; студент; актер, которого на вокзале провожала толпа поклонниц. Железная дорога, открытая с конца 1877 года, еще не переставала волновать новизной, случайные люди быстро сходились, в короткое время раскрывались в душевных разговорах. Ах, что за прелесть такие случайные разговоры! Сколько сразу лиц! И будто весь Урал проходит перед тобой. Дмитрий Наркисович присматривался, прислушивался. Как хорошо, что рядом Марья Якимовна! У нее счастливый дар — быстро сближаться с людьми, умение разговорить их.

Горнозаводская дорога на Пермь проходила через коренные уральские горные гнезда: Невьянск, Нижний Тагил, Кушву, переваливала Уральский хребет, где стояли станции Азиатская и Европейская, спускалась к Чусовой; стальные рельсы обрывались в Перми возле пристани на Каме. Уже позабыты былые трудности поездок в Пермь, когда надо было искать надежных подводчиков, сговариваться.

25 августа Дмитрий Наркисович и Марья Якимовна вступили на палубу парохода «Березники», ходившего до Нижнего Новгорода. Билет до Перми обошелся всего в 6 руб. 75 коп., до Нижнего в каюте на двадцать человек, вторым классом, 3 руб. 50 коп.; 10 рублей от Екатеринбурга до Нижнего! Как сразу подешевело такое далекое путешествие! Не то, что бывало.

С дороги Мамин, как условились, аккуратно сообщал о себе Анне Семеновне:

«Публика, как всегда, едет самая разнообразная, — писал он о попутчиках, — купцы возвращаются с Крестовской ярмарки, студенты с подножного корма, несколько попиков, кое-кто на выставку, а остальное все народ черный. Успел набрать кое-какого материала, а впереди предвидится еще».