Есть в «Золотухе» особенно примечательная фигура — смотрителя машин прииска Ароматова Стратоника Николаевича, служившего десять лет в горном управлении и вылетевшего с этой службы за разоблачение золотопромышленников. Этот сравнительно интеллигентный человек из разночинцев, когда-то поклонник писателей-демократов, теперь играет жалкую роль при золотопромышленниках. Сломили его так, что Ароматов не стыдится быть при них шутом. В беседе, по старой памяти, он сыплет цитатами из Белинского, Добролюбова, Писарева, Бокля, Спенсера, читает стихи Некрасова, показывает в лицах сценки из комедий Островского и Гоголя. Пьяный, в загулявшей компании хищников, он читает стихи Беранже, разыгрывает сцены из оперы «Иван Сусанин» и вдруг, словно опомнившись, произносит обличительные речи, бросая в лицо тех, с кем сидит за хмельным столом: «Кровопийцы!.. Вы не золото добываете на приисках, а кровь человеческую…»
Но проходит порыв, и он опять пресмыкается и шутовствует. Такова деградация и скорбный путь тех, кто начал с идей служения народу, а теперь стал просто мелким прихлебателем сильных мира сего.
Мамин не раз еще вернется позже к таким характерам, показывая нравственную опустошенность малочисленной интеллигенции, растерявшейся перед лицом жестокой действительности. Покажет и не павших духом перед теми же обстоятельствами, сохранивших в душе идеалы лучших представителей русской духовной культуры.
Очерк «Золотуха» он закончил в октябре.
«Золотуху», как Мамин и задумывал, он послал Салтыкову-Щедрину в «Отечественные записки».
«Сегодня посылаю четвертую часть своего романа в «Дело» (речь идет о «Приваловских миллионах». —
Дни проходили в тревожном ожидании. Миновал ноябрь… Салтыков-Щедрин молчал. Начался декабрь…
Пришла двенадцатая книжка журнала «Вестник Европы». Она открывалась, о чем редакция специально с гордостью оповещала читателей, «Стихотворениями в прозе» И. С. Тургенева. Непосредственно за ними шел рассказ Мамина «В худых душах», подписанный на этот раз лишь псевдонимом: «Д. М-инъ».
В нем — еще один сложный пласт жизни, подчеркнутый подзаголовком «Люди и нравы Зауралья».
В рассказе, занимающем всего двенадцать журнальных страничек, еще круче, чем в других, замешаны многие судьбы, еще трагичнее все житейские обстоятельства.
Рассказчик въезжает в большое зауральское село Шераму, где во главе причта стоит его давний знакомый о. Яков. Зажиточные тут живут степные люди, основательные.
«Недаром славятся сибиряки, — говорит автор, — своей смышленостью и промышленным характером. Под боком киргизская степь, Обь со своими притоками; позади стеной подымается Урал — было где поучиться зауральскому мужику уму-разуму».
К о. Якову тут отношение односельчан самое уважительное, жизнь его мало чем отличается от крестьянской: с весны и до осени он наравне с мужиками трудится в поле, успевая и требы выполнять. Никого не утесняет. Живет со всеми в мире. Возница вдруг говорит рассказчику, что у попа Якова «ныне неладно в дому».
«Видел попа-то? — спрашивает матушка Руфина. — Заметил, как он по сторонам оглядывается? А все со страху… Так всего и боимся: где щелкнет, где стукнет — у нас душа в пятках. Уж, кажись, чего бы и бояться: нас, стариков, никуда не подернешь, а молодых не осталось… Так вот и маячим да со дня на день ждем какой-нибудь беды».
Почему же в таком страхе маячат старики в ожидании всяких бед?