Время бросать камни

«Домашняя уверенность и литературная храбрость сразу оставили меня, когда я очутился в редакционной приемной. Мне казалось, что здесь еще слышатся шаги тех знаменитостей, которые когда-то работали здесь, а нынешние знаменитости проходят вот этой же дверью, садятся на эти стулья, дышат этим же воздухом. Меня еще никогда не охватывало такое сознание собственной ничтожности… Принимал статьи высокий представительный старик с удивительно добрыми глазами. Он был так изысканно вежлив, так предупредительно внимателен, что я ушел из знаменитой редакции со спокойным сердцем.

Ответ по обычаю через две недели. Иду, имея в виду встретить того же любвеобильного старичка-европейца. Увы, его не оказалось в редакции, а его место заступил какой-то улыбающийся черненький молодой человек с живыми темными глазами. Он юркнул в соседнюю дверь, а на его месте появился взъерошенный пожилой господин с выпуклыми остановившимися глазами. В его руках была моя рукопись. Он посмотрел на меня через очки и хриплым голосом проговорил:

— Мы таких вещей не принимаем…

Я вылетел из редакции бомбой, даже забыл в передней свои калоши. Это было незаслуженное оскорбление… И от кого? Я его узнал по портретам. Это был громадный литературный человек, а в его ответе для меня заключалось еще восемь лет неудач».

Так состоялась первая и единственная встреча Дмитрия Мамина с М. Е. Салтыковым-Щедриным.

Рассказы же шли один за другим. В «Сыне отечества» и «Кругозоре» появились рассказы «Старцы», «Старик», «В горах», «Не задалось», «Красная шапка», «Русалка», «Тайна зеленого леса» и другие.

Позже он не любил вспоминать и говорить о рассказах и романе студенческих лет. Плоды молодости и не изжитого к той поре дурного вкуса. Только как-то обмолвился, что не нашлось в ту пору, при первых шагах, рядом, к сожалению, дружеской и опытной руки. Может, все пошло бы по-иному. Но не нашлось. Газетные же друзья смотрели на его журнальную работу, как на удачу своего брата-журналиста.

Рассказы выходили слабыми. Правда, попадались места яркие по, выразительности, с точной обрисовкой характеров действующих лиц. В авторской речи и языке персонажей немало было такого, что резко отличало его рассказы от других. В свои он принес живую разговорную речь, народные речения, меткие и хлесткие словечки, непривычные для ремесленных журнальных литераторов: «Не гляди сентябрем, а гляди россыпью», «Вам смешки да смешки, а мне и полсмеха нет», «На посуле, как на стуле», «Пень не околица, глупая речь не пословица», «Вольному — воля, ходячему — путь». По колориту — кровно уральское. Дмитрий сам не замечал, как все это срывалось с его пера, — он не только видел своих героев, но и слышал их речь.

Из тех первых работ кое-что оказалось впоследствии перенесенным в написанные спустя годы рассказы и очерки «Бойцы», «Старатели» и другие, но в иной окраске, ограненные уже рукой чуткого к слову художника.

И в другом выигрывали его ранние рассказы — в выборе героев и сюжетов. Он писал о социальных низах — о крестьянском и рабочем люде, об их обездоленности и придавленности. Главная мысль: «Везде ворочает деньга», «Деньга сила, потому и ворочает».

Врач при очередном визите более настойчиво посоветовал:

— Вам нужен длительный отдых. Подзапустили вы себя, юноша, весьма основательно. Не нравятся мне ваши температурные скачки, к тому же и кашель у вас скверный. Вы должны помнить, что климат нашего Петербурга коварен для легочников.

Дмитрий и сам чувствовал, как нуждается в длительном отдыхе, но об этом думать сейчас не приходилось.

К редактору-издателю «Журнала русских и переводных романов» А. Кехрибарджи Дмитрий обратился с письмом.