Время бросать камни

«Я часто вспоминаю Висим, засыпанный теперь по самые крыши снегом, — писал он родителям в Нижнюю Салду, куда они перебрались осенью, — и жалею, что не придется еще пожить в нем. Вот уж десять лет, как я оставил его, но мои чувства не остыли и я часто уношусь мечтами в далекий глухой уголок, самый дорогой для меня по воспоминаниям. Когда бывает трудно, когда захочется отдохнуть от ежедневных дрязг, особенно вечером, когда на столе ворчит самовар, я витаю мыслями среди моих старых знакомых, среди патриархальной жизни».

Мамины жили теперь в большом заводском поселке Нижняя Салда, в тридцати верстах от Нижнего Тагила. Письма из Петербурга все сильнее тревожили отца и мать. Что же это с Дмитрием? Не по ложному ли идет он пути? Ему бы надо перевестись на медицинский факультет, а он оставался на ветеринарном. Но и тут не удержался, не сдал экзамены за третий курс… И начал все сначала — с первого курса университета! Куда это его заведет? Вот нынешняя молодежь! Бросает ее из стороны в сторону. Никакой твердой основы, серьезного размышления о будущем. А сколько их, вставших на ложный путь, оказалось в отдаленных местах, в изгнании, на каторжных работах!

Дмитрий вбил себе в голову литераторство, толкует давно о каких-то больших деньгах, которые якобы ему причитаются, а пока засыпает просьбами о помощи — о пятидесяти рублях, о тридцати. Встревожили и размышления Дмитрия о счастье жизни с простой женщиной, когда, отказавшись от всего, можно найти житейские радости и утешения в семье. Рассказывает, что его товарищ по академии Алексей Колокольников год назад женился на швее. Теперь у него родился сын. Дмитрий стал его крестным отцом. «Какой мир и спокойная услада в этой молодой семье!» — с завистью пишет он. Может, такая жизнь нужна и ему, Дмитрию? Вот ведь о чем толкует! Возможно, что у него все идет к браку с какой-нибудь петербургской модисткой или швеей? Теперь это стало даже модным. Все чаще упоминает он об Аграфене Николаевне. Какие уж тут занятия…

Тон писем отца менялся. В них все сильнее и сильнее стали звучать нотки недовольства образом жизни Дмитрия.

Никогда до того он не упрекал сына за деньги. Наоборот, не однажды предлагал, в случае нужды, обращаться к ним с матерью, помнить, что ему всегда помогут. Теперь Наркис Матвеевич стыдил сына, что он не желает считаться с обстоятельствами. Раньше Дмитрию хватало на все расходы восемнадцати рублей, теперь же ему требуется не менее тридцати. Что у него за безумные траты не по средствам? Неужели он не принимает в расчет, что переезд из Висима в Нижнюю Салду потребовал крупных расходов? Многое в Висиме пришлось продать за бесценок. Там был казенный дом, здесь приходится снимать квартиру. Всем вынуждены обзаводиться заново. Да и жизнь на новом месте не та, что в Висиме, где все было проще, дешевле. Кроме того, приходится помогать Владимиру и Лизе, которые учатся в Екатеринбурге в гимназии. А тут еще и постоянные неприятности с Николаем. Он все более опускается, ведет беспутную жизнь, переходит с места на место. На него ни в чем нельзя положиться. Не верил Наркис Матвеевич в счастье Алексея Колокольникова. Что такое простенькая швея? Разумный человек должен искать союза с женщиной, равной ему по духу. А тут еще Дмитрий толкует о мифических пятистах рублях. Чушь все это, не верит он в эти деньги.

Просимых Дмитрием тридцати рублей он выслать не может, но пятнадцать рублей переводит.

В декабре 1876 года Петербург был потрясен новым выступлением возмутителей спокойствия столичной жизни — студентов. Произошло вот что.

В Казанском соборе шло утреннее богослужение. К концу службы среди молящихся возникло подозрительное движение. В одном из углов обширного собора шумела молодежь, явно возбужденная. Вездесущие шпики встревожились, стали проталкиваться поближе, прислушиваться к отрывочным разговорам.

Когда кончилась служба и народ вышел на площадь, у колонн быстро выросла значительная толпа молодых людей; она становилась все плотнее и плотнее, и люди невольно задерживались, образуя широкое подвижное кольцо.

Почувствовав неладное, городовые и юркие люди в штатском попытались навести порядок:

— Расходитесь, господа! Честью просим!..

Но толпа густела.