Время бусово (СИ)

— Да, не нанимались, — последовали его примеру Вой и Перунко. — Берите татей — и идите себе с богом. Это ваше дело. А мы пойдем к себе — это наше дело.

— Приказано доставить, — остался непреклонен дружинник. — Пона-добится — силой! — добавил он уже от себя, как старый и опытный воин, хотя Бус этого не приказывал, занятый хлопотами вокруг раненого отца и перепуганного семейства, но дружинник знал одно: если приказано доставить всех, то он доставит всех. Живыми или мертвыми. Лучше, конечно же, живыми. Но если… то и мертвыми сойдет.

— Вот как, значит, вы платите за помощь! — Потянул клинок из но-жен Путята. — Мы — свободные русичи! И вольны поступать так, как пожелаем! Вот за князя вашего вступились, зло пресекая, но можем и против вас выступить, если станете угрожать да путь нам заступать…

Несмотря на ранение, Сколот понимал, что еще мгновение — и за-вяжется сеча, итог которой был заранее предопределен. Поэтому, пре-секая ненужное кровопролитие, превозмогая боль и головокружение, попытался встать на ноги.

— Спрячьте мечи в ножны, — тихо молвил он, обращаясь к своим спутникам. — Раз им приказано, а они, как все служилые — подневольные люди и обязаны приказы исполнять, надо подчиниться и не устраивать потеху для зевак. Надеюсь, князья русколанские разберутся, кто им враг, а кто — друг…

— Конечно, — ухватился за эту подсказку старший дружинник. — А ты, вой, еще слаб. Тебе лучше пока полежать. Мои воины потихоньку донесут до дворца.

Сколоту пришлось согласиться с этим, так как он действительно чувствовал себя отвратительно. Ноги не желали слушаться, земля пря-мо-таки плыла под ними. Подчинились и спутники Сколота, убрав руки с рукоятей своих мечей. А вскоре Сколот, несомый на собственном плаще четырьмя дюжими дружинниками, его товарищи и два захвачен-ных ими разбойника в сопровождении остальных дружинников и стар-шего над ними вошли в крепостные ворота, которые захлопнулись за ними с сухим стуком.

Сколот проснулся в чистой и светлой комнате, куда был перенесен после того, как один из княжеских лекарей, точнее, еще совсем не ста-рая ведунья Зорина — Сколот запомнил, как ее называли челядинцы кня-зя — сорвав с него окровавленную одежду, оголив мощный торс, акку-ратно промыла ключевой водой его раны, внимательно осмотрела их, прощупывая жилистыми пальцами, отчего боль по телу разлилась с но-вой силой.

— Потерпи чуток, воин, — мягко, ласково и в то же время властно шептала она одними губами, почти так, как в далеком детстве в граде Курске шептала мать, не прекращая при этом ни на миг свои действия по обработке ран. — Потерпи чуток, ты же мужчина и воин…

Особенно успокаивающе и как бы убаюкивающе действовал ее за-говор на остановку руды-крови. Хотелось расслабиться и дремать, слу-шая в пол-уха шелестящую вязь слов, и вспоминать что-то хорошее и теплое, и думать только о добром и радостном., возможно, давно поза-бытом. Слова, произносимые ведуньей, струились тихо и мерно, как вода из родничка: «Ехал человек стар, конь под ним карь, по ристаням, по дорогам, по притонным местам. Ты, мать-руда жильная, жильная, телесная, остановись, назад воротись. Стар человек тебя запирает, на покой отправляет. Как коню его воды не стало, так бы тебя, руда-мать, не бывало. Слово мое крепко!»

«Летит ворон без крыл, без ног, садится ворон к вою Сколоту на главу и на плечо. Ворон сидит, посиживает, рану потачивает. Ты, ворон, рану не клюй, ты руда из раны не беги. Идет старец, всем ставец, несет печать. Ты, старец, остановись, ты, ворон, не каркай, ты, руда, не капни. Крови не хаживать, телу не баливать. Пух, земля — одна семья. Будь по моему! Слово мое крепко!»

«На море на Окиане, на острове на Буяне, лежит бел-горюч камень Алатырь. На том камне Алатыре сидит красная девица, швея мастерица, держит иглу булатную, вдевает нитку шелковую, рудожелтую, зашивает раны кровавые. Заговариваю я воина сильного, Сколотом рекомого от порезов. Булат, прочь отстань, а ты, кровь, течь перестань! Слово мое крепко!»

Трижды повторяла ведунья заговоры, трижды сплевывала через левое плечо, и кровь остановилась. Притихла боль. А ведунья, видать, для прочей крепости новый заговор одними губами шепчет: «На море на Окиане, на острове Буяне, стоит дуб ни наг, ни одет. Под дубом си-дят тридевять три девицы, колют камку иглами булатными.

— Вы, девицы красные: гнется ли ваш булат?

— Нет! Наш булат не гнется.

Ты, руда уймись, остановись, ты, боль, прекратись, уйди прочь! Слово мое крепко!»

Потом она все раны и ранки смазала какой-то пахучей мазью, на-поминающей пряность трав на сеновале, наложила поверх них прохлад-ные листы подорожника — чтобы огневица не приключилась — и туго перевязала чистыми тряпицами. Но и этим дело не окончила. Подала глиняную чашу с какой-то темной жидкостью:

— Пей! Отвар трав. Силы прибавит, боль уймет.