Время быть русским

Опыт самой Америки говорит: ничего хорошего не будет. «Плавильный котел» давно лопнул теоретически и практически, и выброшен на помойку передовой американской общественной мыслью.

Как лопнул «плавильный котел» и что из этого вытекает

Я НАМЕРЕННО не писал пока о США, где расовая проблема — неотъемлемая часть всей истории страны. В Европе это не так, поэтому все «острые углы» намного резче, острее, заметнее. И нам, русским, — ввиду того, что мы идем по стопам европейских народов — их ситуация ближе и понятнее, чем американская. Нам легче примерить ее на себя, чтобы принять или отвергнуть. Американцы, разумеется, пытаются навязывать европейцам (и все настойчивее) некое видение проблемы. Сами, между тем, уже начинают исповедовать нечто совсем иное[11].

Но давайте вначале спросим себя: что такое американская нация?

Цитированный выше американский профессор Куртц с закономерной легкостью может рекламировать ценности глобализма и проповедовать отказ от принципа национальности. Он сам или его предки это давно уже сделали, перешагнули этот порог. Ведь американской этнонации как таковой — нет, есть лишь американское гражданство, что далеко не одно и то же.

КАЖДЫЙ иммигрант, прибывший в свое время в США, отряхнул некогда со своих ног прах своей родины, откуда бы он ни прибыл; обрезал пуповину, соединявшую его с родом-племенем. Если и называть американцев нацией, то следует уточнить: это нация предателей, нация иванов, не помнящих родства. Недаром у американцев принято говорить о себе только в настоящем, а лучше — в будущем времени. Прошлое — «несущественно». Если же рассуждать не о личной, а о национальной (вернее: государственной) истории США, то она, во-первых, настолько еще коротка, что не позволяет делать выводы и обобщения, а во-вторых — совершенно по-разному читается глазами, скажем, негра, еврея или англо-сакса.

(Уместно заметить здесь в скобках, что поскольку весомые части американского общества имеют различное суждение о собственном прошлом, настоящем и будущем, они вряд ли годятся в качестве экспертов, оценивающих настоящее, прошлое и будущее наций, в несколько раз старше их самих.)

В Америке все — пришельцы, кроме индейцев, но их-то на сей счет вообще никто не спрашивает. Все в одинаковом положении. Президент Джон Кеннеди в 1958 году так и сформулировал: «нация иммигрантов». У американских негров, латиносов, евреев или китайцев столько же моральных прав считать Америку — Родиной, сколько у англо-саксов, немцев, ирландцев, украинцев, русских и т. д. Каждый американец, какой бы национальности или расы он ни был, имеет равное право, не только с юридической, но и с моральной точки зрения, решать судьбу Соединенных Штатов так, как он считает нужным. Это справедливо. (У негров такое право, быть может, побольше, чем у других, поскольку их предков завезли сюда против их воли.)

Но проблема — не только в этом. Птицы одного пера недаром слетаются в одну стаю. Воззрения одного человека легко становятся воззрениями миллионов, если эти миллионы спаяны классовой или национальной общностью, солидарностью. И тогда судьба страны становится заложницей интересов того класса или народа, который в данный момент сильней, сплоченней, агрессивней.

«Американская нация» — есть миф, такой же, каким был в свое время пресловутый «советский народ — новая историческая общность людей». Под выражением «американская нация», которое иногда еще встречается в литературе, следует понимать просто непрочный, неустойчивый конгломерат национальностей, в котором, с тех пор, как он существует, борются две тенденции.

Первая — нисходящая, а именно та, что выразил Куртц: отбросить национальность и объединиться под знаменем абстрактного гуманизма в некоей «общечеловечности». (Странно только, что Куртц, выступая как адепт научного мировоззрения против мировоззрения религиозного, в данном случае опирается на религиозный по сути постулат о гуманизме, который иначе как на веру принять невозможно.) Эта тенденция господствовала с конца 1940-х и до 1980-х гг., Куртц подхватил ее, так сказать, на излете. Она сегодня отражает лишь позицию некоторой части белых американцев, чей удельный вес в обществе неуклонно падает и чей страх за будущее заставляет заранее искать способ консервации «мирного сосуществования». Ведь прирост у белых (считая иммигрантов) — минусовой, средний детородный возраст 30–35 лет, беременность в этой связи все чаще производится искусственным путем. Увеличение численности населения идет за счет негров, китайцев, латиносов. В этих условиях поневоле примешь доктрину Кота Леопольда: «Ребята, давайте жить дружно!» Только звучат эти слова не строгим предупреждением сильного, а униженной, жалобной просьбой слабого. Данная концепция сегодня больше рассчитана на экспорт, сами американцы в нее уже верят мало.