– Назовите ближайшее к вам метро. Я подъеду.
Мимо милиционера на входе Андрей прошагал не без напряжения, но тот даже не взглянул в его сторону. Очки с простыми стеклами по-прежнему вызывали у него желание сдернуть их с носа как странную помеху. Игрунов назвал местом встречи «Октябрьскую», путь до которой занял чуть больше получаса. В половине восьмого эскалатор, забитый невыспавшимся народом, доставил помощника депутата Кузина в помпезный вестибюль кольцевой станции.
Игрунов, прислонившийся к стене справа, смотрел куда-то мимо, пока Андрей не подошел вплотную к нему. Депутат вздрогнул.
– Я вас не узнал.
– Очень хорошо.
– Ну, вы и устроили представление на набережной!
– Не мы. Но это уже не столь важно, – уточнил Андрей.
– Я получил добро от Григория еще вчера в обед, но вы не перезвонили. Мы искали деньги, это было непросто, – сообщил ему Игрунов.
«И Пол был бы жив», – подумал Андрей, но сказал о другом.
– Вы их нашли?
– Да. Естественно, они не у меня.
– Давайте я звякну кое-кому, а потом продолжим.
Кандидат в президенты России Григорий Явлинский в ту ночь спал мало и плохо. В полдень ему предстояло продолжить переговоры о своем политическом будущем, но без главного козыря они полностью утрачивали смысл. Вчера он был уверен, что кассета с полной записью беседы Зюганова и Лебедя будет у него в руках. После вечерних выпусков новостей вся его уверенность испарилась.
Не исключено, что поход к Чубайсу был преждевременным. Сказалась усталость от второй изматывающей кампании за год. Предыдущая закончилась не слишком удачно. Ельцин от сделки отказался и повел себя некрасиво, публично приписав противоположной стороне премьерские амбиции. У Явлинского амбиции, конечно, имелись, однако он не сделал их удовлетворение частью своих условий.
Нынешний шанс казался весомее. Черномырдин – не Ельцин, кроме статуса и денег ему требовался образ победителя. При отсутствии такого образа спасти положение могли голоса других кандидатов, и здесь особого выбора у и. о. президента не было. Но должность вице-премьера, пусть даже первого, не давала тех возможностей, которые есть у председателя правительства. Если кабинет возглавит Немцов, можно пойти к нему замом, он человек адекватный… и всё же Борис ближе к Чубайсу, а с ним у Явлинского нет нормального контакта, к тому же на экономику Анатолий смотрит несколько иначе. Совсем непрочной может оказаться означенная конструкция.
Впрочем, пока и вице-премьерский портфель представлялся скорее желаемым, нежели сколько-нибудь возможным. Узнав, что продолжения записи у Явлинского нет, Чубайс будет беспощаден в своей фирменной иронии. Мы все прагматики, да, но это унижение обвалит акции лидера «Яблока» в глазах Черномырдина…
Игрунов позвонил на домашний номер, когда кандидат умывался после бритья.
– Григорий Алексеевич, у нас проблема со встречами на юго-востоке. Надо срочно всё обсудить.
Кандидат замер с полотенцем в руке.
– Алло, алло, вы слышите меня? Есть проблема на юго-востоке, – подчеркнуто повторил депутат.
– Вячеслав Владимирович, ну как же вы так? – укоризненно спросил Явлинский.
Внутри у него всё задрожало и запело от предвкушения чуда. Сейчас главное было не выдать себя голосом.
– Я же на вас полагался…
Игрунов по-мальчишески засопел носом.
– Виноват. Я вам объясню лично.
– Приезжайте в штаб, там разберемся, – сухо ответил кандидат, давая понять, что не намерен транжирить свое драгоценное время.
Общение с госбезопасностью в советские годы не прошло для них даром. Оба они еще тогда лишились иллюзий и понимали, что после визита на Старую площадь кандидат в президенты мог стать объектом слежки. Поэтому для экстренной связи было придумано несколько условных фраз.
Слова о встречах на юго-востоке означали, что люди с кассетой объявились опять. Для постороннего слушателя ничего настораживающего в них не было: Игрунов отвечал в партии за предвыборную кампанию в Москве.
Подполковника Литвиненко выпустили из служебного помещения в «Белом доме» в начале девятого утра, когда еще толком не рассвело. Он почувствовал, что могли бы выпустить и раньше, но нарочно дали ему время поразмыслить о своем поведении. В ГУВД, на Лубянку или в какое-то еще из силовых ведомств его не возили, всё время держали там, где базировалась, кажется, охрана гигантского здания.
Ни одно официальное лицо не задало ему ни единого вопроса, никто не предложил подписать какую-нибудь бумагу. Исходя из этого, он сделал вывод, что судьба его сейчас решается где-то высоко на властном Олимпе, и варианты, как всегда, возможны разные. Что ж, на такой службе поневоле станешь философом. Научишься ценить каждый миг, пока жив, и принимать случившееся как естественную неизбежность.
Его жизнь в мире интриг и тайных операций была не слишком долгой. Впрочем, если бы вдруг довелось писать мемуары, вышла бы захватывающая повесть. Хотя о многом из того, что происходило с ним, он обязан молчать еще много лет. Подписки, которые он в разное время давал – не канцелярская формальность. Жаль. В глубине души офицер ФСБ мечтал о своей доле славы…