Время четырёх стихий

А что я только не предпринимал, чтобы скрыть эти следы. Один раз я попытался замазать синяк её тональным кремом. Но она меня каким-то образом спалила, дала нехилую пощёчину и заперла на неделю дома (даже позаботилась о наружных оконных замках). Мама всегда знала, что случалось на самом деле. Складывалось ощущение, что в ней скрыт детектор лжи. Но, как бы сильно она ни ругалась на меня, я всё равно люблю её.

А вот отец – это целая отдельная глава в моей потрёпанной книге. До пяти лет папа был моим лучшим другом. Мы с ним играли в футбол, строили дома из конструктора, фантазировали, устраивая театр теней, да и просто дурачились, как могли. Это была лучшая пора моей жизни, которую, только, я смутно помню. Перед сном папа всегда мне рассказывал что-то о космических кораблях, как он с его командой отправляет людей в космос, на Луну, как видел настоящих пришельцев. Я, почему-то, всё тогда воспринимал за правду. Глупое и наивное дитя.

Но вот однажды, кажется, пятого или седьмого июля две тысячи пятого года, как раз после моего дня рождения, отец в первый раз привёл меня в свою лабораторию, в которую я всегда мечтал попасть. Вы только представьте себе, как восхищался тогдашний мелкий я! Настоящая лаборатория, как в комиксах от Marvel или DC, а тут ещё и мой отец являлся крутым учёным. Пока я всё осматривал в порыве радостных эмоций, захвативших меня с ног до головы, и всё время бегал то от одного интересного и непонятного прибора, то к другому, отец неожиданно подошёл ко мне со спины и довольно грубо обнял, слишком сильно сжав руки.

Я перепугался не на шутку. Мне было страшно. Я не понимал, что происходило. С этого момента и началось затяжное путешествие по отсекам лаборатории отца, которое заняло почти двенадцать или тринадцать лет. Все эмоции с годами стали путаться, а потом и вовсе превратились в сплошной саркастический характер, который не обошёлся без добавления взрывных специй. Во мне что-то с треском разорвалось. Доверие? Возможно. Я перестал отвечать на звонки отца.

Однако он всё равно бесцеремонно брал меня в охапку и уводил в свою лабораторию, даже несмотря на то, что я сопротивлялся. Я пытался сбежать от него, но этот чёртов учёный каждый раз находил меня, как далеко я бы ни находился.

Ярость резко подскочила до максимума, и я с силой пнул большой камень, который лежал у меня на дороге. Я надеялся выпустить пар. Но он оказался неподвижным, отчего тупая боль зародилась в пальцах ноги. Я прикусил губу, подтянув ушибленную ногу к себе.

– Да пошли вы все! Сгорите в аду! – громко крикнул я и побежал по первой улице города, стараясь забыть всё, что связано с отцом. Тупая и ноющая боль в пальцах давала о себе знать, отчего я морщился каждый раз, когда наступал на правую ногу.

Не знаю, сколько и как быстро бежал, но я порядочно устал. Сбавив скорость и перейдя на обычный шаг, тяжело дышал после продолжительного бега и свернул налево чисто методом тыка. Мне было всё равно, куда и где идти. Я остановился, поднял голову вверх и вдохнул поглубже прохладный ночной воздух.

На небе появилась россыпь сверкающих звёзд, но свет от городских фонарей мешал обзору. Засунув руки в карманы толстовки и натянув ворот до носа, я слегка поёжился и продолжил свой путь. В голове неустанно проносились мысли об отце, но я старался отшвыривать их в сторону, пинать изо всех сил, чтобы они не доканывали меня до изнеможения. Я старался сосредоточиться на ночи, на прогулке, просто хотел забыть всё произошедшее, как ужасный сон. Поскорее бы изобрели какую-нибудь штукенцию, стирающую память.

Я проходил мимо магазина, вывеска которого слепила глаза. Прищурившись и подняв голову вверх, я понял, что наткнулся на круглосуточный магазин. Долго не думая, зашёл, даже особо не зная, что куплю. Хотелось просто перекусить, заглушить противный голод, который пожирал меня изнутри, как паразит, и медленно стал ходить среди прилавков, рассматривая товар. Не найдя ничего более съестного, взял небольшой пакетик с миндалью и пошёл на кассу.

– Один доллар, – скучающе сказал продавец.

Я пошарил в карманах и, мелочью набрав доллар, протянул его продавцу. Тот нехотя взял её и положил к себе в кассу, подарив мне на прощанье недовольный взгляд. Выйдя из магазина, я открыл пачку и только хотел взять один орешек, как на что-то наткнулся, уронив пакет с моим скромным ужином.

– Эй! – крикнул, посмотрев на парня впереди себя.

– О, да вы только поглядите, кто у нас здесь! – своим высокомерным тоном произнёс Ник Томпсон. – Это же Малыш Тим! Что же наш маленький забыл здесь? Ох, а не поздновато ли для тебя гулять в это время?

Я, посмотрев на него исподлобья, размял кулаки так, что послышался хруст суставов. Ник лишь засмеялся, а вместе с ним и его дружки. Сейчас я возжелал одного: выплеснуть боль, рухнувшее доверие и ненависть. И мне было совершенно плевать, что Ник был выше меня почти на полметра и что он мог хорошенько меня отметелить. И пусть меня одолела дикая усталость, силы навалять Томпсону у меня найдутся всегда. Главное, чтобы тело не подвело.