Когда звуки сирен стали ближе, из последних сил помчался прочь, проносясь сквозь пламя. Я бежал и бежал, пока жар огня совсем не исчез. Остановившись на незнакомой улице, опёрся руками о ноги и посмотрел в сторону пожара, тяжело дыша. Яркий свет на километры разносился прочь, и казалось, что уже наступил рассвет. Но сейчас была глубокая ночь. Тёмная, жуткая, которая стала роковой для меня и тех парней…
– Что я наделал… – тихо произнёс я и, прикусив губу и с силой сжав кулаки, на слабых ногах пошёл домой. Выступили небольшие слёзы, но быстро смахнул их, ещё сильнее стиснув зубы. Из губы струёй потекла горячая алая кровь.
Я кое-как доковылял до района, в котором жил, всё время придерживаясь за живот. Прохладный ветерок приносил с собой слабый запах гари и дыма, или он мне просто чудился из-за сильного беспокойства и покалывания в кончиках пальцев. Ноги дрожали от ужаса и предвкушения того, что моё имя прозвучит в новостях, как имя убийцы или поджигателя. Даже представляю заголовки: «Огненный демон», «Прямиком из Ада», «Комиксы оживают?!» и ещё что-нибудь более интригующее. Хах, это будет в духе этих журналюг… Брр. Аж тошно становится от таких мыслей.
Подумаем лучше о другом. Что произошло с моим сознанием? Почему мне вдруг так яростно захотелось вмазать, нет, сжечь Ника и его дружков?! Почему я не ограничился обычными ссадинами и кровоподтёками? В меня будто вселился настоящий тёмный дух… Эта непреодолимая жажда крови… Хотелось просто жечь. И это было удовольствием.
Всё меньше и меньше оставалось до дома. Я представлял себе, как наконец зайду в него после бурной и довольно-таки неспокойной ночки, как мама будет сидеть на кухне и смотреть новости, где объявляют моё имя, как она увидит мои ссадины и огромные синяки, когда я сниму толстовку, чтобы закинуть её в стирку, и тут же станет ругать меня за это, даже не упомянув случай из новостей, но потом успокоится и возьмёт заживляющую мазь и перекись водорода из аптечки и станет обрабатывать покалеченные участки тела, а я лишь буду отнекиваться, мол, всё в порядке. И это стало бы отличным развитием событий. Мама ничего не заподозрила бы. И моя жизнь началась бы с чистого листа. Без отца. Без его лаборатории. Но… Смогу ли я жить без этого? Странный вопрос. Я же знаю на него ответ. Тогда что же я ожидаю услышать от самого себя?..
Я дошёл до дома, пересёк лужайку с зелёным газоном, поднялся по лестнице, ощущая дрожащие и паникующие нервы, и встал перед входной дверью, боясь открыть её и переступить порог. К горлу мигом подскочил комок страха, волнение слегка подкашивало ноги. Руки похолодели, капельки пота делали их неприятно липкими.
Едва пересилив себя, положил трясущуюся и чёрную от копоти ладонь на ручку, открыл дверь.
Дома было нестерпимо тихо, мне стало некомфортно от этой безмолвности, пусть даже она была как раз кстати. Будто всё вымерло. Ощущение смерти и одиночества… Меня передёрнуло от этих мыслей. Надо думать светлее, не привлекать лишь мрачную сторону жизни. Я глубоко вдохнул и, сделав осторожный шаг за порог и закрыв за собой дверь, тяжело выдохнул. Звон тишины ударил в уши.
– Мам? – спросил я на всякий пожарный и стал ждать ответа, нервно сглотнув.
Но его не последовало. Если дома никого нет, то почему дверь была открыта? Может, Рэй в спешке позабыл запереть её?
В этот миг мне показалось, что эта звенящая тишина, сопровождаемая беспросветной тьмой, просто проглотила моих родных. Пришла, похитила и притаилась в одном из укромных уголков нашего жилища. Ждала меня.
Я, не включая в коридоре свет, пошёл наверх и, делая небольшие остановки на лестнице, переставлял больную ногу на следующую ступеньку, всё время ощущая чей-то взгляд на себе. Добравшись до комнаты, быстро включил ночник, бегло осмотрелся и облегчённо вздохнул. Меня встретил привычный беспорядок: разбросанные вещи, упавшая полка с учебниками, которую я всё никак не повешу обратно (зато теперь мне было удобнее их доставать), не выкинутый мусор и, что раздражало маму больше всего, не заправленная кровать. Со всем остальным она как-то более-менее мирилась, а вот с этой оплошностью никак не хотела совладать.
Пройдя к шкафу и стянув с себя всю грязную одежду, которая магическим образом осталась не сожжённой, но пахла гарью, бросил её к куче испачканных вещей, которая, если не ошибаюсь, жила у меня как минимум полторы или две недели. Кое-как найдя треники, я прихватил их с собой вместе с полотенцем и майкой. Надо было скорее смыть с себя всю грязь, пока никого не было дома. Грязь, плюс копоть, плюс огромные раны равно бешенство мамы.
Но только мне стоило выйти из комнаты, как я впотьмах наткнулся на брата, выходящего из ванны. Меня всего передёрнуло от неожиданности.
– Рэй? – слишком высоким и дрожащим голосом спросил я и откашлялся. – Ты что тут делаешь? – произнёс уже грубее, стараясь скрыть пляску голосовых связок.
– Это и мой дом тоже, умник, – усмехнувшись, он прошёл мимо, слегка потрепав по волосам, не заметив следы моих ночных приключений.