И вот когда обнаружилось, что собираться под открытым небом мешает погода, и было предложено построить молитвенный дом и назначены сборщики пожертвований, очень быстро были собраны деньги на покупку земли и строительство здания длиною в сто футов и шириною в семьдесят, то есть размером примерно с Вестминстерское аббатство, и работа велась с таким воодушевлением, что была закончена намного раньше, чем предполагалось. Дом вместе с землей был передан совету попечителей с правом предоставлять его любому проповеднику любой веры, какой пожелал бы что-нибудь поведать жителям Филадельфии, так как целью строителей было угодить не одной какой-нибудь общине, но всему населению; так что даже если бы константинопольский муфтий прислал к нам миссионера проповедовать ислам, помещение было бы к его услугам.
Покинув нас, мистер Уайтфилд обошел со своими проповедями все колонии вплоть до Джорджии. Эта провинция тогда еще только заселялась, но не крепкими, закаленными людьми, привычными к тяжелой работе, – единственными кто был бы для этого пригоден, – а семьями разорившихся лавочников и других несостоятельных должников, среди коих было много бездельников, отсидевших срок в тюрьмах и совсем не приспособленных к тому, чтобы, попав в лесную глушь, валить деревья и терпеть невзгоды и лишения в необжитой стране. Эти мерли как мухи, оставляя сиротами много беспомощных детей. При виде этих несчастных малюток у добросердечного мистера Уайтфилда возник замысел основать приют, где бы их кормили и воспитывали. Вернувшись на север, он стал проповедовать это благотворительное начинание и всюду собирал большие деньги, ибо его красноречие чудесным образом покоряло сердца и развязывало кошельки, что я испытал на себе. Я не то чтобы осуждал его план, но поскольку в Джорджии в то время не было ни строительных материалов, ни рабочих и предполагалось выписать их из Филадельфии, что обошлось бы недешево, я считал, что разумнее построить дом в Филадельфии и привезти детей туда; но он уперся и не послушал моего совета, а я отказался участвовать в пожертвованиях. Вскоре после этого мне случилось побывать на одной из его проповедей, в конце которой он явно собирался предложить сбор средств, и решил, что от меня он ничего не получит. В кармане у меня было несколько медяков, три или четыре серебряных доллара и пять золотых пистолей. Слушая его, я дрогнул и решил отдать ему медяки. От новой вспышки его красноречия я устыдился и решил расстаться с серебром; а закончил он так блестяще, что я высыпал в миску сборщика все содержимое моего кармана, включая и золото. Эту проповедь слушал также один из членов нашего клуба, как и я – противник строительства в Джорджии. Подозревая, что предстоит сбор денег, он, прежде чем выйти из дому, предусмотрительно опорожнил карманы. А к концу проповеди ему так захотелось что-нибудь пожертвовать, что он обратился к стоявшему с ним рядом соседу с просьбой ссудить ему хоть немного денег. Человек, к которому он обратился, был, на беду, чуть ли не единственным, у кого хватило твердости стоять против чар проповедника, и он ответил так: «В другое время, друг Хопкинсон, я бы охотно дал тебе взаймы; но только не сейчас, ибо сдается мне, что ты рехнулся».
Враги мистера Уайтфилда не стеснялись высказывать мнение, что собранные деньги он попросту присваивает; но я, хорошо его зная (я печатал его проповеди, дневники и проч.), ни на минуту не усумнился в его честности и до сих пор убежден, что это был честнейший человек. Мне думается, это мое свидетельство тем более веско, что религиозных вопросов мы не касались. Он, правда, молился порой о моем обращении, но ни разу не имел оснований предположить, что молитвы его были услышаны. Нас связывала чисто мирская дружба, искренняя с обеих сторон и длившаяся до самой его смерти.
Нижеследующий пример поможет уяснить наши отношения. В один из своих наездов из Англии в Бостон он написал мне, что скоро будет в Филадельфии, но не знает, где там можно остановиться, потому что мистер Бенезет, его старый друг, у которого он раньше останавливался, переехал, по его сведениям, в Джермантаун. Я ответил: «Какой у меня дом, вы знаете. Если вас не смущает более чем скромная обстановка, милости прошу». Он в ответном письме написал, что, если мое любезное приглашение подсказано желанием угодить богу, я буду за это вознагражден. А я ответил: «Не заблуждайтесь, не богу я хотел угодить, а вам». Один из наших общих знакомых в шутку заметил, что я, хоть и знал, что у святых, когда им оказывали какую-нибудь милость, было в обычае перекладывать бремя благодарности с собственных плеч на небеса, все же умудрился сохранить его на земле.
В последний раз я видел мистера Уайтфилда в Лондоне, он советовался со мной касательно своего сиротского приюта, который задумал превратить в колледж.