Время ереси (СИ)

- Ты защищён, - говорит Мираак без капли удивления. – Дело служителя – хранить своего господина. Он живёт множество десятков лет, и столетия его жизни размыты Рассветом, так что он и сам ошибётся в подсчётах – но зачастую не сила, а хитрость продолжала его жизнь. Исмир в природной своей жестокости и вечной жажде не брезгует обманом, ведь ты знаешь и сам, чьё он отражение; жрецу же подобает следовать богу. Он выполнит свой долг и не поскупится заплатить любую цену. Спроси его: какому долгу он выбрал следовать теперь?

***

- Hi fendaan Tinvaak.

Рагот раздражённо встряхнул головой.

- Grik vosod ni los vothkriistaal. Druv fend Zu‘u hon nokei vunne? Zu‘u laan sos.

Морокеи осуждающе поглядел на него.

- Nok uv vahzen, nust vust tinvaak zos. Laan, ruz krii.

Рагот зло рыкнул сквозь зубы, но продолжать спор не стал. Силгвир осторожно шагнул в светлую от волшебных светляков залу, где за пустым столом сидели жрецы, и неуверенно поздоровался. Рагот церемонно поднялся и слегка поклонился в ответ, Морокеи же обошёлся кратким приветствием на Довазуле. Жрец Джунала наконец выглядел подобающе служителю драконов, пусть его одеяние, отделанное драконьей чешуей, скорее напоминало не воинскую броню, но ритуальные одежды.

- У меня есть… немножко батата, - очень-очень неуверенно сказал Силгвир, когда тишина стала довольно напряженной. – Эльфийской картошки.

Рагот презрительно отвернулся от эльфийской картошки, но по крайней мере не стал плеваться от подобного еретического предложения – Силгвир начинал подозревать, что при Морокеи Меч Исмира по крайней мере старался сдерживаться. Сам Морокеи бататом не побрезговал. Неодобрительное молчание Рагота было холоднее льда, поэтому Силгвир предпочёл заняться делом: то есть, порыться в своём мешке и подсчитать остатки еды. В Айварстеде он не успел взять с собой ни крохи, а батат заканчивался, и одинокий печёный грязекраб, уже начавший сомнительно попахивать, не внушал ему больших надежд.

- Я бы хотел остаться в Бромьунааре на эту Беседу, поскольку я не знаю, что нам понадобится после – но ты зря позволил мне отведать живой пищи, - сообщил Морокеи, постепенно расправляясь с бататом. – Я вспомнил о прелестях мира за пределами Бромьунаара, и теперь уделять должное внимание Беседе будет сложней.

- Но у меня осталось только это, - виновато сказал Силгвир, вытаскивая за лапку грязекраба. Судя по пристальному взгляду Морокеи, подозрительного запаха он не почувствовал, а грязекраб явно в его глазах ценился больше батата.

Рагот раздражённо вздохнул.

- Рассказывай, Довакиин. Он ждал четыре тысячи лет и подождёт ещё день, медоварни не исчезнут с лица земли.

Силгвир растерянно воззрился на него. Рядом с двумя атморскими драконьими жрецами он чувствовал себя очень неуверенно. И довольно глупо. С Валоком было немножко проще.

- Что рассказывать?

- Всё, - твёрдо сказал Морокеи. – Всё, что считаешь важным в своей жизни – и до того, как ты стал воплощением Героя, тоже. А после рассказывай всё, не думая, кажется тебе это важным или нет.

Силгвир глубоко вздохнул, мысленно убеждая себя в том, что всё идёт совершенно правильно, и нет ничего особенно необычного в том, что он сидит в подземельях Лабиринтиана и рассказывает о своей жизни драконьим жрецам.

И начал говорить.

Он говорил долго, так долго, что его голос от усталости становился всё тише и тише, а вопросы, которые задавали ему жрецы, становились всё мудреней и непонятней, так что, когда Силгвир наконец добрался до похода в Форелхост с Нелотом и замолк, его облегчение нельзя было передать словами.

- Занятно, - после долгого молчания изрёк Морокеи. – Целестиал… Герой. И Рагот говорит, что из тебя нарочно пытались вылепить иную сущность… помнишь ли ты, что говорили тебе Языки во время ритуала?

Силгвир растерянно покачал головой.

- Они говорили на драконьем, а я на нём ничего не понимаю…

Морокеи нетерпеливо подался чуть ближе к нему.

- Нет, я не спрашиваю, понял ли ты. Я спрашиваю – помнишь ли ты. Ты запоминал десятки историй детей Возможно, а ритуал наречения – это не просто произнесенные слова. Они оставляют клеймо. Вспомни.

Силгвир честно попытался воссоздать в памяти странную речь Седобородых, когда четверо монахов Кричали на него с разных углов зала так, что весь Высокий Хротгар содрогался до основания, но Морокеи думал о нём слишком хорошо. Может быть, он бы смог запомнить понятные слова, но слова на драконьем к ним не относились.

- Naal suleyk do Kaan, naal suleyk do Shor, ahrk naal suleyk do Atmora meyz nu Ysmir, Dovahsebrom… – глухо проговорил Рагот. Он почти шептал, но Слова вырвались из оков Голоса, гудящим рокотом раскатились по залу Бромьунаара, заставив вздрогнуть стены города.

- Да! – воскликнул Силгвир, едва сдержав незримую волну силы, толкнувшую его прочь. Он не помнил и не понимал произнесенных жрецом Слов, но не мог ошибиться, как не мог ошибиться, натягивая тетиву. Правильность, неземная правильность услышанного огненным теплом прокатилась внутри – и её невозможно было подвергнуть сомнению.

Морокеи перевёл взгляд на Рагота.