- Ты и правда так наивен, Довакиин? Ни один драконий жрец не отдаст даром свою силу тому, кто может пару десятков лет спустя насадить его голову на копьё. Хотя, - помедлив, уже серьезней добавил атморец, - даже служители драконов обычно помогают тем, кто только недавно стал равным им. Мы сражались за власть и могущество друг с другом, но не могли позволить слабости в наших рядах – даже ради собственной выгоды.
- Это не помогло вам в войне, - буркнул Силгвир.
Взгляд Рагота полоснул по нему сталгримовым лезвием.
- Верных было много. Но рабов под харальдовыми знаменами было больше. И всё равно мы одержали бы победу, ни один королевский Язык не мог сравниться в бою с драконьим жрецом – отчего, ты думаешь, не осталось памяти об иных восстаниях? Не веришь же ты, будто рабы всегда были послушны, точно овечье стадо, и взбунтовались лишь по слову Харальда?
Силгвир настороженно приподнял уши. Он не знал точных причин драконьей войны, как не знал их, должно быть, никто из ныне живущих людей – быть может, только Седобородые ведали истинные секреты древнего мятежа, а может, и для них это оставалось тайной.
- Я могу поверить, что памяти об иных восстаниях не осталось потому, что вы не оставили никого в живых, - наконец ответил стрелок.
Рагот криво улыбнулся.
- Дочь дочери Sonaaksedov Vurgaaf, имя которой словно черви на языке, подняла бунт, когда мы прогнали последних Od-Fahliil с тамриэльской земли и ещё не успели восстановить силы. Когда я вышел со своими людьми против тех, кого она собрала, нас оказалось втрое меньше. Луны не успели пройти полный цикл, как она красовалась на колу у ворот Саартала. Я держал её живой полный год, хоть и приказал зашить ей рот: у меня не было терпения слушать её визг. Всё дело в том, Довакиин, что среди бунтарей были и искусные воины, и хорошие стратеги, и умелые маги, и славные ремесленники… но не было никого, кто владел бы тайной Голоса. До них были другие отчаянные безумцы, что решились выступить против нас – и все они разделили одну и ту же судьбу.
- А во время Драконьей Войны… – тихо проговорил Силгвир. Он уже понимал, почему драконьи жрецы впервые не сумели удержать власть.
- Paarthurnax.
От Голоса Рагота вздрогнула и приникла к земле низкая жесткая трава предгорий.
- Zok dukaan gruth do Pah-Tiid. Gruth mu nis prodah. Я не видел равного предательства. Я не знаю, как Dovah может так исковеркать собственную суть, отвергнуть своё имя, продать Suleyk трусливым рабам. Ты знаешь, что значит его имя, маленький эльф? Таким он был. Гордым. Жаждущим. Беспощадным. Его боялся всякий, у кого хватало на то рассудка. Sonaaksedov хранили Ro между людьми и драконами, но даже нам едва удавалось уравновесить его жестокость. Воистину, он был братом Алдуина: я преклонял перед ним колени в восторге и страхе, как вдыхающий гнев стихии в оке бури. Я редко был уверен в исходе наших встреч, но Алдуин благоволил мне, и, быть может, кровавые письма Sahqosik были не последней причиной тому. Не все жрецы были столь удачливы.
Силгвир растерянно покачал головой. Ему казалось, Рагот говорит про совершенно иного дракона, не того, кто стал наставником людей; не того, кто стал ему – Драконорожденному – мудрым советчиком и подмогой на пути Героя.
- Партурнакс… совсем не такой.
Рагот ядовито усмехнулся.
- О да, он стал совсем не таким. Он сбежал прочь, туда, где ни наши Голоса, ни Голоса повелителей не могли достать его, и научил рабов Thu’um. Именно тогда ещё один глупый мятеж стал войной. Нет, раньше; когда Паартурнакс заключил этот подлый союз с Харальдом, верховным королем с кровью Исграмора в жилах. Трусливая погань, Харальд боялся нас! Боялся нашей власти, нашей силы, боялся того, что мы всё ещё можем воззвать к Атморе и бросить на его земли новые армии прошедших сквозь горнило Рассвета – о, как страстно я мечтал об этом во время войны. Законы Атморы свято чтили драконов и их служителей. Харальд сдох бы, повешенный на городской стене, как воровское отродье, - Рагот зло сжал руку в кулак. Его Голос, в минуту гнева приоткрывший частицу истинной своей силы, заставлял испуганно дрожать мелкие камешки на земле. – Первым из всех Верховных Королей Скайрима со времен Исграмора Харальд отказался от Атморы. Он привлёк на свою сторону рабов, пообещав им свободу и силу, пополнил ими собственную армию – и, с помощью Паартурнакса, приобрёл послушных его воле Языков. Тайна Голоса более не принадлежала нам одним, и Языков становилось всё больше и больше, в то время как мы были вынуждены строго блюсти древние законы – ибо что, как не они, отличало нас от шакалов Харальда? За нами шли те, кто верил, что мы правы. Кто верил, что править достойны лишь сильнейшие, и сила подчиняется лишь тем, кто достоин её взять, как завещали боги моего народа… боги! Где были боги, когда пали врата Бромьунаара?!
Где был ты, Исмир, к которому я взывал тогда?
Несказанное горьким осадком растаяло в соленом воздухе Истмарка. Силгвир беспомощно стиснул в кулаке лямку походного мешка.
Он помнил святилище Форелхоста.