Время ереси (СИ)

В ней не было ни приказа, ни требования; но Силгвир едва не закричал от собственного бессилия – он не мог петь с ней, его голос не знал песен Атморы, его разум не знал слов древнего языка…

Он не мог петь с ней. Не мог разделить её, не мог поддержать чужой Голос своим, не мог прогнать прочь проклятое одиночество забытой Эры.

А она продолжала звучать.

Он выбрался к самому святилищу тропой между холмов – и замер, не смея вмешаться. Настоящий, живой костёр горел у алтаря, и песнь раздувала его пламя высоко-высоко, взметая искры вверх, к солнечному небу. Рагот неподвижно сидел перед костром без оружия и доспехов – и пел.

Силгвир смог шевельнуться лишь тогда, когда стихло последнее слово и растаяло его звучание, затерявшись в стеблях травы. Огонь разочарованно притих, прижался к земле, безучастно потрескивая дровами – словно не он только что рыжим знаменем рвался ввысь, ведомый струящейся меж ветров мелодией.

- Что это было? – собственный голос показался Силгвиру бессильным и ничтожным: не было в нём ни силы, ни волшебства, что таила в себе песнь. Рагот чуть приподнял голову, отрешенно глядя вдаль.

- Эту песню пели у мирных костров и во время празднеств у домашнего очага. Она пришла из древних лесов, feyfahliil. Из тех Предрассветных времён, когда холод ещё не забрал огонь из наших очагов.

Силгвир осторожно опустился на землю напротив атморца, позабыв про охоту и добытую дичь, и жадно впился взглядом в лицо жреца.

- О чём она?

Рагот только покачал головой.

- Я могу попробовать перевести ее на тамриэлик, но это всё равно, что ловить море в бутыль. От её красоты не останется и половины. Я не хочу этого делать.

- Тогда научи меня понимать её, - Силгвир беспомощно подался вперёд. Флейты пересвистывались внутри, безобидно смеялись, манили дымом далеких костров – а он не понимал ни слова.

- Это нелегко. Я могу объяснить тебе слова Довазула, но он останется мёртв для тебя. Ты не почувствуешь песни, не поймешь её, пока Dovahzul сам не запоёт внутри, - Рагот посмотрел на него поверх костра. Он говорил без насмешки и без жалости, но в его голосе скрывалось знание – знание, горькое на вкус, и Рагот не хотел делить его с ним. – У тебя уйдут годы, десятилетия, чтобы услышать её.

Силгвир упрямо вглядывался в лицо жреца ещё несколько секунд, прежде чем понуро отвести взгляд. Он чувствовал, что Рагот не лгал ему – да и с чего бы ему было лгать. Древний язык драконов не раскрывал своих тайн так легко, а песни, рождённые в ныне мёртвом мире… даже знай он Довазул, как сами драконьи жрецы, сумел бы он понять её, почувствовать, как чувствует её атморец по крови?

- Она созывает друзей.

Силгвир мгновенно поднял кончики ушей. Рагот не смотрел на него.

- Зовёт к мирному костру, где нет места вражде. Это песня о верности… и радости, которую может познать только тот, кто жив. Те, кто искренне пел её вместе… не поднимают оружия друг на друга. Никогда. Иначе это предательство Слова. Но мало кто пел её как обещание, куда чаще она просто созывала друзей.

Стрелок долго молчал, бездумно глядя в костёр.

- Тогда, наверное, её не поют в одиночестве, - наконец сказал Силгвир. Рагот усмехнулся – устало и почти бессильно.

- Её никогда не поют в одиночестве. Это первый раз, когда я пел её, и никто мне не отозвался.

Силгвир заставил себя поднять глаза.

- Извини.

Атморец чуть качнул головой.

- Тебе не за что просить у меня прощения. Я только волей Свитков связан с тобой пророчеством, будь иначе – я был бы твоим врагом. Тебе не стоило бы отзываться, - спокойно произнес он.

- Каким ещё врагом, - раздраженно буркнул босмер. Его порядочно утомляло упрямство драконьего жреца: как бы он ни старался, Рагот всё равно предпочитал держаться той грани, что в его понимании отделяла друзей от врагов. И если в один день он мог беззаботно рассказывать об атморских весельях, в другой он вполне мог вновь вернуться к угрозам и холодной отстраненности.

Это было даже немного обидно.

- И я бы спел с тобой, если бы я знал этот дурацкий язык! – неожиданно для самого себя бросил Силгвир – не зло, но почти что с вызовом. И с таким же вызовом храбро поднял кончики ушей, обозначая, что не отступится от своих слов в самом жарком споре.

И после увесистой затрещины в полной мере пожалел о своих необдуманных действиях.

- Dovahzul – священный язык, - отчеканил Рагот. – А ты – маленький остроухий дурак, ума у которого не больше, чем у снежного тролля в заднице. Только потому, что твоя жизнь вверена мне, я предупрежу тебя. Не верь драконам. И уж тем более, глупый эльф, не верь людям, которые служат им, пока ты не уверен в том, что сможешь первым воткнуть нож им в горло. Wahlovaas! Voth Rahgot do Gevildseod, Grohiikseatmora! Vahzen, hi yah dinok.

Презрительно фыркнув, Рагот поднялся на ноги и отошёл от костра. Силгвир проводил его взглядом и как ни в чем не бывало потянулся за добытым зайцем. Споры с драконьим жрецом могли длиться целую вечность, а обеду пора было случиться уже добрый час назад.

***

- Слушай, Рагот… я так и не понял – с чего вообще Харальду было начинать эту войну?