Время гладить кошек [litres]

– Ну вот, вы уже сдались. Вы уже не хотите мне больше нравиться. И это хорошо. Теперь можно уже общаться по-человечески.

– По-человечески? – все еще недоумевал от проницательности девочки хирург.

– Ну да, вы разве не замечали, что человеческий разговор начинается только тогда, когда люди перестают рисоваться.

– Ты хочешь сказать, что все это время я рисовался?

– Ну да. Я вам понравилась, красивая девочка, ничего не скажешь. Вы решили мне тоже понравиться. Это же классика любых херовых отношений.

– Херовых?

– Ну конечно, а что там может быть хорошего? Все будут только врать друг другу, потом обманывать еще больше, а говорить правду только во время скандалов. Мои родители так жили. Так живут почти все. Сколько мне пришлось сказать вам правды, прежде чем вы сдались. Мне даже пришлось стать вредной.

Тут хирург рассмеялся. Он был обескуражен. Он был обезоружен и пленен. А в плен его взяла красивая вредная девочка.

– А вредность у меня от рождения, я же вам рассказываю, а вы все не можете понять. Как же вы своих клиентов понимаете?

– Вы про собачек или про людей?

– А собакам что, тоже пластику делают?

– Ну конечно.

– Ну собаки хоть не по своей воле, а что же с людьми не так, что они возвращаются на операционный стол, будто им там накрыто.

– В основном трудности в общении с окружающим миром, двойки за самооценку, ну, и как следствие – неуверенность в себе.

– Да, производство порока достигло небывалых масштабов.

– Как ты это ощущаешь?

«По твоему похотливому взгляду», – хотела ответить ему Фортуна, но сдержалась Хотя тетя, наверное, так и сказала бы. Просто для поддержания интриги.

– Нет ничего хуже, чем быть пятнадцатилетней. Период, когда словно молодая республика отстаиваешь свою независимость. Делаешь ошибки, куда без них. Ты кроме своей татухи наверняка совершали другие ошибки? – постоянно скакала Фортуна, как маленькая девочка на своей скакалке, с «ты» на «вы» и обратно, будто до конца не могла определиться, прыгать вперед или назад.

– Я помню это время, когда весь такой крутой, но по факту без мамочки никуда. Я всегда был поклонником ее мудрости. Правда, тогда я не понимал, что это мудрость. Когда я уезжал учиться, она сказала мне:

«Не привязывайся ни к чему, это ни к чему».

– Ну и как – следуешь?

– Не женат.

– Так она же сказала ни к чему?! Вы сексист. Вот, для всех для вас женщина – это предмет для создания комфорта. Но все равно, тебе повезло больше, моя была более практична: «Никогда не закусывай алкоголь сладким. Лучше поцелуй. Нет закуски лучше, чем поцелуй». Я терпеть не могла ни алкоголь, ни поцелуи. До сих пор помню этот запах перегара от родителей – это ужасно. Они с папашей сами толкали меня в порок. Но душу не перекроишь.

– Почему нет? Пластическая хирургия может все.

– Бред. Я не думаю, что это можно решить хирургическим путем. Исправить все двойки.

– Ну, часто первая операция – это как раз исправление реальных дефектов, носа или перегородки носа, когда трудно дышать. И тут вдруг одним моим касанием все встает на свои места, а дальше пошло-поехало. Ящик Пандоры открыт, и кажется, он бездонный. Можно искать дефекты и исправлять себя до бесконечности. Люди такие перфекционисты.

– Еще один путь к совершенству.

– Да, борьба с недостатками на пути к настоящей жизни. И все свои успехи она начинает связывать с этими опытами. А окружение только разгоняет впечатления – близкие врут и восхищаются, враги – говорят правду, значит, завидуют.

– Это лечится?

– Думаешь, почему я пошел в психологи?

– Потеряли квалификацию?

– В смысле?

– Надоело резать. Как говорит моя тетя, все хирурги обожают резать. Однажды она пришла из поликлиники и говорит: «Я так достала своего терапевта, что он отправил меня к хирургу. Типа я не мокрушник, иди-ка ты к хирургу».

– И что она?

– Она как ни в чем не бывало говорит, что, если тебя врач послал к хирургу, ищи другого врача.

– Тетя твоя просто огонь, – громко рассмеялся Тихон. – В пластике надо уметь не столько резать, сколько сшивать. Шов все решает.

– Значит, вам надоело шить.

– Да, я же понимал, что идеальных операций не бывает, все равно останутся швы, а раз на коже, то и на душе, психолог лечит словами, в ходе которых нужно сильно постараться изменить взгляд пациентки. Чтобы та перестала смотреть в зеркало и искать недостатки, чтобы поняла, наконец, что мир большой, он гораздо шире, чем отражение собственной мины. Что все ее недостатки, с которыми она так оперативно борется, это не что иное, как ее достоинства, убирать которые все равно что делать евроремонт во дворце, все равно что эксклюзив превращать в массмаркет.

– А чего сразу мины?

– Сразу после операции так и есть. Лица просто нет. Потом его надо искать недели две.

– Скажите, бабы дуры?

– Ну конечно. Конечно, они должны хотя бы прочесть Дориана Грея. Правда, там про мужчину, но он тоже не хотел стареть.

– Ну и что? Как говорит моя тетя: «Мужики гораздо тупее баб, они способны запросто уйти от жены за чьими-то стройными ногами».

– Ты согласна?

– Не было большого опыта. Но я тете доверяю. Женщины умнее, мужчины дураки, они все время бегают за нами.