Время гладить кошек [litres]

– У вас прекрасное чувство юмора, – улыбнулся психолог.

– Я всегда всем говорю: инвестируйте в чувство юмора, будете жить долго, а главное весело, как я.

– А сколько вам?

– А хрен его знает. Сколько мне, Фортуна? Я все время забываю. Надо зарубки на косяке делать, помните, как в детстве рост измеряли родители и ставили черточки – восемьдесят, девяносто, метр. Иногда мне кажется, я метр с чем-то, а иногда хочется надеть мини. Но вообще-то дам неприлично спрашивать о возрасте. – Вдруг стала она серьезной. Потом улыбнулась. – В общем, мне много.

– Я думал, меньше.

– Не паясничай. Я знаю. Я знаю, что ты думаешь. Когда я смотрю на себя в зеркало, мне всегда кажется, моя спина гораздо старше.

– Почему?

– Потому что постоянно болит. Если утром я смогу ее разогнуть, это уже победа. Каждое утро – это моя победа над старостью.

– Стареть грустно?

– Я даже грустить по-человечески не могу. Я не могу грустить, потому что утром мне надо разгибать спину. Эта боль гонит любую грусть.

– Как ты докатилась до такой жизни?

– На кресле-каталке, – улыбнулась тетя. – Я люблю кататься. Я люблю свою жизнь и поэтому всегда делала что хотела.

– Что же это за дело?

– Я пишу детектив.

– Как интересно.

– Я же говорю, главное – интерес. О пропавшей сестре. Жили-были три сестры, но одна пропала. Вот о ней и детектив.

В этот момент в дверях появился Тома.

– Ба, вы что-то хотели?

– Да, кофейку, если можно. Мне и нашим гостям.

– Капучино?

– Мне – да, а вам что, друзья? – Посмотрела она на нас.

– Я пас, – сказал психолог.

– Как так? Нельзя отказываться от кофе. – Сделала удивленное лицо старушка.

– Сожалею, времени в обрез, и мне уже пора идти.

– Никогда ни о чем не жалей. Именно поэтому у тебя и времени нет, слишком много уходит на сожаления.

Тетя Вера наедине с Фортуной

– Наконец-то мужика поменяли на кофе. Честно говоря, он достал своей эмпатией, как впечатление, которое не проходит, как гость, который никак ни может уйти, сколько бы его ни пинало время, – скрипнула внутренним креслом Вера.

– Да ладно. Я думала, ты от него без ума.

– Знала бы ты, как неудобно без ума.

– Знаю. Ох уж этот бирюзовый взгляд сквозь рыжую копну волос.

– К людям привязываешься, конечно, не так, как к кошкам, но тоже хочется усыновить.

Мы остались с ней вдвоем, нам подали кофе, а с ним можно было просто помолчать. Он окружил нас ароматом и вытеснил из атмосферы все сказанное.

Чашкой кофе можно было смыть все слова разом.

– На самом деле без ума от него моя собачка. Он же ей помогает преодолеть кризис.

– Никогда не думала, что собакам нужен психолог.

– Еще как. Она же стала просто невыносима.

– Ну какой из него психолог?

– Ты права, собачий, – улыбнулась Вера собственной шутке. – Но красивый.

– Слишком зажатый для психолога. Законсервированный. Как будто долго хранился в сухом и прохладном месте.

– Он показался тебе холодным?

– Да, очень. На нем сидел свитер, но внутри было холодно. Таких людей даже одежда не греет.

– Много он тебе уже рассказал про себя? Не верь. Он действительно был пластическим хирургом, но потом кого-то не так перекроил. Все, что заработал, отдал, еле выкарабкался. От хорошей жизни люди в психологи не уходят.

– Как говорит тетя Надя, от хорошей жизни либо замуж, либо к психологу.

– Либо к собакам. Собаке можно поплакаться. Он так долго жаловался своей собаке… – задумалась на минуту Вера.

– Что, даже собаке понадобился психолог? – рассмеялась я.

– Ну почти. В общем, нашел с ними общий язык. Вообще он болтливый, с кем хочешь общий язык найдет. Все его бывшие клиентки из клиники – они же с собачками под мышками. Короче, втерся им под мышки, – рассмеялась тихо старушка. – А басню эту про добродетель он уже потом сочинил, для красоты. Мужикам веры нет, они тебе ради куска пи… еще не такое придумают.

– Пирога, – рассмеялась Фортуна.

– Я бы сказала пирожного.

– Ба, как ты похожа на мою тетю.

– Не думаю, – недовольно пригубила кофе тетушка. – Тетя Вера или просто Вера, перестань звать меня бабушкой. Какая я тебе бабушка?

– Золотая, душевная, сладкая.

– Перестань. Полусухая – еще куда ни шло. Ну если я сладкая, то моя сестрица просто брют. Я ее как-то спросила: «У тебя отношения с мужчинам хоть были?» – «Были». – «Много?» – «Долго». – «Сколько?» – «Двое». Бедная, два мужика за всю жизнь, это же как голоданию всю жизнь посвятить.

– Я не про мужиков, я про фигуру речи.

– Так мы же сестры. Хотя всегда завидовала ее фигуре. С такой фигурой всего два мужика, – снова вздохнула старушка. – Просто погубить себя на корню, как жить всю жизнь в одном огороде с одним садовником. Все равно что всю жизнь писать в стол. Связалась с этим химиком, а он только опыты на ней ставил. Химера.

– Что, она себе тоже такие словечки позволяет?

– Хлебом не корми.