Время Глухаря

– Ты крещен? – вдруг услышал он вопрос, где-то со стороны, – прости, прервал тебя, – ты крещен, Владимир? – еще раз переспросил старик.

– Я не знаю, – тихо ответил Вовка и заплакал.

***

Ночь прошла не так, как всегда. Незнакомое чувство, внутренняя радость и покой не отпускали его, а наполняли все больше и больше тем, о чем он раньше и не знал.

– Умереть внезапно и без покаяния… Бесы мрачные обличая мою жизнь, душу мою будут терзать.

Как-то незримо, моментально и, в то же время со всеми подробностями, перед глазами прошли годы его молодой жизни.

Внезапно, под утро, так и не уснув, Вовка твердо решил пойти в церковь и исповедать свою жизнь у алтаря.

Старичок уже суетился во дворе. Вовка слышал, как он молился перед иконами, когда было еще темно. Он быстро оделся, подошел к иконам. Низко поклонился, перекрестившись, и вышел во двор.

– Доброе утро, Аркадич, пойду, пожалуй, я. Спасибо тебе, пойду…

– Куда ты пойдешь то? Чего так резко? – опешил старик, – не успел проснуться и сразу пойду.-Позавтракал бы, чайку попьем?

– Пойду домой, подскажи, как до города добраться?

– А деньги то есть на проезд?

– Доберусь пешим ходом, если что, – и, стремительно повернувшись, почти побежал к калитке.

Добежав до нее, он вдруг резко остановился и, сам не ожидая от себя, низко поклонился старику.

– Аркадич, ты прости меня. А можно, я еще к тебе приеду? – крикнул он, и не расслышав, что ответил старик, устремился в сторону виднеющегося чуть вдали леса.

– Конечно можно, сынок, конечно, – чуть слышно прошептал старик, – вот и свиделись мы с тобою, Вовка.

И старик заплакал. Крупные слезы бежали из его глаз по усам, бороде и скатывались на землю.

– Вот и свиделись, сынок. Господи, помоги ему, Господи.

А Вовка бежал и останавливался, шел и опять бежал, сам не понимая, какая сила гнала его вперед. Наконец, остановившись, он огляделся и обнаружил себя далеко от поселка, у вырубленной просеки в лесу. Он присел на траву, затем откинулся навзничь и уставился в небо. Мимо проплывали облака, и он невольно залюбовался ими.

Они напомнили ему детство. Давно он уже не смотрел в небо. Не видел ни закатов, ни рассветов. Не удивлялся и не восторгался тому, что создал Сотворивший это. Когда Вовка пришел в себя, было уже далеко за полдень. В желудке заурчало, и Вовка ощутил голод. Он встал, огляделся, и, увидев в конце просеки какие-то строения, побрел к ним.

Что-то давно забытое и до боли знакомое всплыло в памяти Вовки, когда он шел через лес по просеке.

«Надо быть готовым к переходу в вечность. Ибо только через смерть человек возвращается к Богу, в свой родной дом, где будет вечно лицезреть Божество. Если, конечно, человек будет готов вернуться в Отчий дом».

Кто-то когда-то говорил ему это. Многое в жизни людей становится понятным спустя много, много времени.

– Вообще-то я, наверное, крещеный, мать верующей была, христианин, значит мой Бог – Христос. И православный я…

Мысли его путались, но он вдруг ясно осознал, что завяжет навсегда пить, устроится на работу и будет жить не так. Как? – он еще не знал, но не так, как жил. Это он знал точно.

– А забавный старик, не зря я тебя встретил, – подумал он об Аркадиче, – надо, обязательно надо навестить его еще раз, если получится.

Вся жизнь есть дивная тайна, известная только одному Богу. Нет в жизни случайных сцеплений обстоятельств, все промыслительно. Человек часто не понимает значение того или другого обстоятельства. Перед нами множество шкатулок, а ключей к ним нет… Возможно, надо внимательно замечать все события жизни, анализировать их. Во всем есть глубокий смысл. Сейчас они непонятны, а впоследствии многое откроется.

– Господи, если Ты есть, помоги мне, – Вовка услышал свой голос, осознав, что сказал это вслух.

Из-за кустов выпрыгнули какие-то мужики с кольями. Последнее, что он увидел, взмах дубины. Потом страшная боль и… тишина. «Смерть грешников люта». Вовка теперь это знал, он всегда знал это… просто память стерла все это грешной жизнью. А интересно все-таки, чьи это стихи? И почему Аркадич так… Он вдруг ясно понял, кто был этот старик. Он знал это. Просто знал.

– Боже мой, это же его стихи. Я помню, точно, мать их убрала в комод, а я спер и выучил. Он смотрел сверху на свое бренное тело с проломленным черепом и видел убегающих мужиков.

– А все-таки не зимой я умер , не зимой. И куда мы сейчас… Он знал, что умер. И ждал. Сейчас за ним придут.

Откуда-то издалека он вдруг услышал голос отца.

– Господи, прими душу раба Твоего Владимира, прими мое покаяние как его. Прости и помилуй. Забери меня в муки вечные, но прости и помилуй сына моего. Господи.

Душа парня плакала. Он сам заплакал.

– Кончилось время Глухаря, а может это начало? Ведь сколько раз Ты, Господи, предупреждал меня. Ему вдруг захотелось закричать, сказать всем живущим, которые остались в этом мире, что жизнь продолжается, что он не умер.