Еще одной отличительной чертой времени Модерна стало появление а затем и утверждение тезиса о том, что источником государственного суверенитета является сам народ. Если в конце XVIII–XIX веках этот тезис служил основой призывов к радикальным революционным преобразованиям, то в середине века XX он стал основой для появления инициативы в подготовке инноваций – проектов политических реформ и нововведений – не только внутри государственных структур, структур исполнительной власти, но и в рамках негосударственных организаций, которые получили название «фабрики мысли» – Think tanks. Эти организации возникали вначале как «мозговые» или аналитические центры при оппозиционных политических партиях, которые, придя к власти, доводили «до ума» подготовленные ранее проекты, а затем реализовывали их уже силами государственного аппарата. Позже стали возникать и менее политически ангажированные фабрики мысли, которые готовили предложения по отдельным сегментам возможных реформ.
Вторая половина XX века стала также периодом, которые ряд философов окрестила как пост-модерн, считая, что человечество в лице наиболее развитых стран входит в новый исторический период. При этом ряд философов описывали время пост-модерна как отрицание многих сущностных характеристики Модерна. Одной из таких характеристик, ставших объектом достаточно жесткой критики, стало представление о прогрессе, о том, что в результате постепенных изменений общество и условия жизни людей меняются к лучшему. Если встать на эту точку зрения, то тогда бессмысленно говорить о реформах и инновациях в различных сферах жизни общества, раз изменений к лучшему (прогресса) в принципе не существует. На наш взгляд такая позиция не соответствует реальности: так, например, возможности для развития человеческого существа, для защиты его прав, в действительности выросли за последние века человеческой истории.
Вместе с тем другая сторона постмодернистких взглядов нам кажется очень перспективной. Имеется в виду переход от государственно-центрической позиции при объяснении политических и исторических процессов к человеко-центрической, когда не государство, и даже не социальный класс или нация становятся во главу угла, а человеческая личность или индивид. Исходя из такой точки зрения, действительно можно связывать время Модерна с установлением Вестфальской картины мира, в которой основным игроками и действующим лицами являются суверенные государства-нации. Соответственно, середина XX века, когда международное сообщество после ужасов II Мировой войны пришло к решению о создании Организации Объединенных наций, признающих приоритет прав человека, который ставится выше, чем принцип государственного суверенитета (пусть не все страны, вступившие в ООН это до конца осознали), может считаться началом перехода от модерна к постмодерну.
Еще одной характеристикой времени постмодерна может считаться постепенный рост значимости таких «постмодернистских» (по Абрахаму Маслоу) потребностей, как потребность в самореализации и самоактуализации, по сравнению с потребностями в безопасности и материальными потребностями. В этом смысле противопоставляют материальные потребности – как движущую силу периода модерна – и потребности духовные, потребностями в качестве жизни, в здоровой окружающей среде и т. д., которые называют постмодернистскими потребностями.
Так, в работе П.А. Амбарова и Г.Е. Зборовский показано, что «в современных условиях наиболее конструктивными являются стратегии, ориентированные на нелинейное время. Они выступают характерным признаком авангардных социальных общностей. Различия темпоральных стратегий поведения служат источником социальных противоречий и конфликтов на внутриобщностном и межобщностном уровне»[224]
.Важно подчеркнуть, что тезис о наличие групп людей, живущих в одной стране, но в условиях разного исторического времени, относится далеко не только к социуму, но и к представителям самой исполнительной власти, ее различных функциональных агентств и территориальных представительств. Именно от деятельности бюрократии среднего и нижнего уровня во многом зависит фаза t*6
– фаза имплементации реформы, которая легко может превратиться в фазу ее «забалтывания». И здесь особенно проблематична роль российской бюрократии, российского чиновничества, которое, по мнению дореволюционного российского юриста фон Бринкмана, обладает свойством отличать «полномощные законы», направленные на защиту интересов царского двора, и которые надо выполнять неукоснительно, от законов «неполномощных», направленных на общественные интересы, которые выполнять не обязательно. Корни этого различения фон Бринкман видит во временах Ивана Грозного, когда российская бюрократия научилась четко разделять нововведения в интересах опричнины, и в интересах земщины[225].