Время и пространство как категории текста: теория и опыт исследования (на материале поэзии М.И. Цветаевой и З.Н. Гиппиус)

В стихотворении, которое начинается с вопросительного локатива, эта строка повторяется четыре раза, то есть автор все время ищет, откуда же все это: вдохновение, волнения, трепет сердца, возможно, все это идет от далеких пространств-миров, отголоски которых могут слышать лишь избранные. Наречие-вопрос откуда? и ответ оттуда в текстах поэта появляются в течение всего ее творчества. Ее вечный поиск истины – это поиск путей, но вся драма ее жизни в том, что Марина Цветаева не видит рядом с собой того мира, того пространства, где бы ей было уютно, хорошо, именно поэтому появляются в стихах всеобъемлющие местоименного происхождения (вопросительные и определительные) конструкции: где, откуда, куда и все пути, всех дорог, везде, повсюду.

Откуда-то

из древних утр туманных —Как нас любил, слепых и безымянных.

1920

Часто на этот вопрос поэт сам же отвечает: везде, повсюду. В стихотворении из цикла «Провода» прослеживается идея пантеистического слияния поэта с природой и со всем окружающим ее пространством:

Перестрадай же меня! Я всюду:
Зори и руды я, хлеб и вздох.
Есмь я и буду я, и добуду
Губы – как душу добудет Бог.

Примечательно, что эти локативные лексемы как концептуально значимые слова выделены в стихотворении Максимилиана Волошина «Марине Цветаевой», написанном еще в 1910 году:

Ваша книга странно взволновала –
В ней сокрытое обнажено,
В ней страна, где всех путей начало

,Но куда возврата не дано.
Помню все: рассвет, сиявший строго,
Жажду сразу всех земных дорог,
Всех путей… И было все … так много!
Как давно я перешел порог!...
Ваша книга – это весть «оттуда»,
Утренняя благостная весть.
Я так давно уж не приемлю чуда,
Но так сладко слышать: «Чудо – есть!».

Из книги «Марина Цветаева в воспоминаниях современников». М., 2002

М. Волошин сумел уловить основные векторы в творческих поисках Марины Цветаевой уже по ее первый книге стихов «Вечерний альбом»: это книга «оттуда», по мнению критика, где всех путей начало, но куда вернуться уже нельзя. Трактовать эту фразу можно двояко: непосредственное и простое объяснение – это строки из детства: нам же ближе интерпретация этого «всех путей начало» как того, великого мира, куда путь открыт не всем, мира высокой поэзии и неземного духа!

Стихотворение, перенасыщенное локативными словами, «В Париже», 1909:

Шумны вечерние бульвары,
Последний луч зари угас,
Везде, везде

все пары, пары,Дрожанье губ и дерзость глаз.
Я здесь одна. К стволу каштана
Прильнуть так сладко голове!
И в сердце плачет стих Ростана,
Как там, в покинутой Москве.Париж в ночи мне чужд и жалок,
Дороже сердцу прежний бред!
Иду домой, там грусть фиалок
И чей-то ласковый портрет.
Там чей-то взор печально-братский,
Там нежный профиль на стене.
…
В большом и радостном Париже
Мне снятся травы, облака,
И дальше смех, и тени ближе,И боль, как прежде, глубока.

Поэт здесь, в Париже, одинок, все время оглядывается туда, домой, но тени ближе, а смех все дальше; так строки, содержащие простое описание вечернего Парижа, полны стремлением туда, в свой дом, а не просто домой, где не есть Родина, а лишь портрет родного тебе человека.

Но ведь уже «В раю» (1912) автор использует первые лексико-грамматические противопоставления-оппозиции:

Где

сонмы ангелов летают стройно,Где арфы, лилии и детский хор,
Где все покой, я буду беспокойно
Ловить твой взор…
Воспоминанье слишком давит плечи,
Настанет миг – я слез не утаю…
Ни здесь, ни там – нигде не надо встречи,
И не для встреч проснемся мы в раю!