Время кобольда (СИ)

– Да подозди ты! Это вазно! Всякий мир сусествует внутри Творца, а он – внутри него.

– А я сейчас буду внутри тебя…

– Всякое событие в нём – коррапс квантовой ворновой функции, выбор одного состояния из диапазона возмозностей! И диапазон задаётся набрюдатерем, и выбор тозе! Сто ты дераес?

Но поздно, мой палец уже закончил свой путь вниз.

Назовём это «коллапсом волновой функции».

***

– Опять блудили? – Натаха стоит, уперев толстые руки в то место, где у людей бывает талия. – И опять без меня?

Она не ревнует. Отношения в нашем триумвирате далеки и от любви, и от ревности. Они даже от дружбы далеки, пожалуй. Просто вместе мы чувствуем себя хоть чуть-чуть живыми. И если секс помогает – да будет секс. Нам его друг для друга не жалко.

– А я кое-что интересное нашла, между прочим! Одевайтесь, покажу.

– Я думал, ты уже сто раз тут нашла всё, что можно было найти, – удивляюсь я, но трусы натягиваю.

– Я тоже так думала. А поди ж ты. Как много нам открытий чудных!

– Вот! – продемонстриовала она с гордостью. – Экая фигня, зацените!

Здоровенный кусок стены отвалился и лежит на полу, обнажив толстую, в мой обхват, ржавую трубу.

– Ты её зопой сто ри задера?

– Молчи, Сека, моя жопа – моё богатство! Но нет, я вообще не трогала. Труба, видите, лопнула. Прямо внутри стены. Сначала шёл пар, потом он остыл, текла вода… Постепенно размыло. Вода всё ещё течет, видите? Но уже без напора. У нас с напором вообще беда.

Последние дни вода из нашего очередного душа еле течет, да и температура оставляет желать лучшего. Натаха пытается найти другую трубу, но пока без успеха.

– И что в этом интересного, Нат? Ещё одна труба…

– Она уходит не вниз и не вверх. Она уходит в стену. Перпендикулярно. Вот здесь, -Натаха пнула колено трубы внизу, у пола.

Действительно, толстенная труба загибается под прямым углом, переходя из вертикальной (я уже выучил, что это называется «стояк», и ничего неприличного в этом слове нет) в горизонтальную.

– И что?

– Сека, ну хоть ты поняла? – Натаха посмотрела на меня с обидной жалостью. – Тупорогии эти твои…

– А ведь и правда… – Сэкиль смотрит на Натаху с восхищением. – Натаса, ты умниса! Ведь там зе её нету, да?

Она показала пальцем себе за спину.

– Она уходит в стену, но не выходит из стены напротив? – начало доходить до меня.

– А знасит, мы неправирьно представили топорогию места! Там есть сто-то есё!

– Скорее всего, просто техническая шахта, – снизила накал страстей Натаха. – И всё же, я бы поглядела.

– Но как? За трубой стена целая, размыло только нашу сторону. Судя по толщине, долбить мы её можем годами…

– Не надо долбить! Пролезем по самой трубе! Вот здесь на сгибе шов разорвало, а там, верху, видите – болтовой сгон. Если его раскрутить, то мы запросто отломим этот кусок, потому что рычаг тут приличный. Загоним ломик в щель…

– Грубая ты всё-таки зенсина… – вздохнула Сэкиль. – «Ромик в ссерь»… «Нефритовый стерзень в ясмовую вазу» звусит гораздо изяснее!

– Ты о чём-то кроме траха думать вообще можешь?

***

Трубу мы отломали. Разумеется, оказалось это не так просто. Пришлось, как выразилась Натаха, «поебстись», и речь идёт не о сексе. И вот мы стоим и смотрим в мокрый ржавый зев.

– А как там вылезать? – спросил я. – Изнутри трубу не открутишь.

– Я надеюсь, – ответила Натаха, – что там есть большой разрыв. Судя по деформации, гидроудар был в ту сторону. Тут только швы расселись, а там могло хорошо так раскрыть.

– Надеесся? Думаесь? Могро? А есри нет? Я зе визу, как ты на меня смотрис! Твоя торстая зопа сюда не прорезет, да?

– Пролезет, наверное, – вздохнула Натаха. – Но я там не повернусь. А ты тощая.

– Я стройная! У меня хоросая фигура! Кэп, скази ей!

– У тебя отличная фигура, – примирительно сказал я, – а Натаху мы любим не за это. Но если кому лезть, то всё же тебе. У меня плечи широкие, у неё таз.

– Таз – это в сём стирают трусы. А у Натаси – зопа. Зописся. Свороси вы, а не друзья… – вздохнула Сэкиль. – Есри я застряну, то буду орать, пока не сдохну! А это дорго! Пусть вам будет стыдно!

– Мы тебя вытащим, если что, – заверил я.

– Конесно-конесно…

И она полезла, толкаясь локтями и коленями. Мы смотрели, как исчезают в трубе подошвы её грязных кед.

– Сама она жопища, – буркнула Натаха. – Вот же вредная баба.

– Я всё срысу! – донеслось из ржавой темноты. – Тут хоросая акустика! А есё тут и правда дырка!

– Между ног у тебя дырка! Точнее можешь сказать?

– Труба консяется, я могу вырезти! Она оторварась!

– Что ты там видишь? – спросил я. – Не вылезай, просто посвети фонариком.

– Тут такой как бы кородесь, прохо пахнет и много крысов! Я боюсь крысов! Я вырезаю обратно!

В трубе зашуршало и вскоре кеды показались обратно. Они стали гораздо мокрее и грязнее. Да и сама Сэкиль…

– Боже, ты как из жопы вынутая! – неделикатно прокомментировала её внешний вид Натаха.

Ржавая мокрая грязь, скопившаяся на дне трубы, превратила азиатку в нечто влажно-коричневое.

– Мне сросьно нузен дус! И переодесся! И заткните сем-нибудь трубу, там много-много крысов! Я их боюсь!

***