Время кобольда (СИ)

Худая, почти безгрудая чернокожая женщина лежит в мягком силиконовом чреве. Она обнажена, лицо её безжизненно, ключицы и кости таза выпирают, в руки вживлены системы питания, лобок закрыт системой выведения. Она как будто шевелится, но это работают контактный миостимулятор и противопролежневый массажёр.

– Вытаскивай, вытаскивай! – суетится Микульчик.

Подхватываю лёгкое тело, осторожно вынимая из капсулы. Оно упругое, неподатливое и холодное. На мой немедицинский взгляд, мертвее мёртвого. Микульчик торопливо отсоединяет трубки, обрывает с кожи датчики, я кладу женщину на процедурный стол.

– Какого чёрта сигнал сработал только сейчас? – восклицает доктор. – Она ведь…

Но тут прибежал младший медперсонал и перехватил инициативу. Началась суета, крики, выяснения кто виноват, – но реанимационными мероприятиями никто заниматься не стал. Я не ошибся, она умерла. Этот котик вышел из суперпозиции неудачно.

– Пойдём, – сказал расстроенно Микульчик, – медицина здесь бессильна.

– А откуда тут негритянка? – спросил я в коридоре. – И, кстати, не дофига ли капсул? В одном этом помещении их больше, чем было вообще?

– Вопросы, вопросы… Забудь, что ты это видел.

– Микульчик, ты ж меня знаешь.

– Да, ты заноза в жопе ещё та. Поднимись потом на крышу, расскажу, что могу.

***

– Антон, давайте поговорим о том, как сказалась смерть родителей на вашей взрослой жизни.

Контроль и спокойствие. Спокойствие и контроль. Я уже не тот, что был раньше, я холоден как айсберг, об который убился «Титаник». А вот в первой африканской командировке у меня кукуха выскочила дальше горизонта. Что-то задавленное годами детдома, армии, учёбы, тренировок, университета и самодисциплины вдруг развернулось во мне, как слетевшая со стопора пружина, как только я вдохнул эти запахи: сельвы, пороха, крови, пота, плохого виски и отменного безумия.

Сейчас никто не вспомнит того конфликта, освещать который меня послали. Даже местные не помнят, кто кого резал на этих землях в таком-то году, потому что там в каждом году кто-то кого-то режет. Я болтался по стране с группой ЧВК-шников, которая защищала интересы аффилированного с государством, но совершенно (разумеется) частного капитала. Ровно в той степени частного, чтобы нельзя было сказать: «Это международное вмешательство». Просто горнодобывающая компания с офшорным капиталом защищает свою капиталистическую собственность. А вот эти ребята на танках и вертолётах – просто вахтёры на проходной.

Африканская специфика в том, что крышу у любого европейца сносит капитально и неизбежно. «Бремя белого человека» ощущается настолько весомо, что психика от него натурально хрустит.

С одной стороны, ты тут почти бог уже потому, что белый и на твои скромные командировочные можно купить… Да всё можно купить. И всех. В том числе, в прямом смысле слова.

Молодую и даже (по местным понятиям) симпатичную негритяночку мне предложили за сумму столь скромную, что у нас не хватит в приличный ресторан даму сводить. Предложили не на час и не на ночь – насовсем. В полную собственность. Хочешь выеби, хочешь – съешь. И нет, это не преувеличение. Страну уже лет пятьдесят терзала бесконечная гражданская война, и каннибализм начинался там, где заканчивался асфальт. Я, разумеется, аккуратно отклонил сие заманчивое предложение. Девушка (скорее, девочка, вряд ли ей больше пятнадцати) почти наверняка больна СПИДом, не говорит ни на одном понятном мне языке, тупа как пробка, имеет причудливые представления о гигиене, дикие представления о сексе, опасные представления о кулинарии и никаких представлений обо всём остальном. Таковы почти все местные.

Нахрен надо такое счастье.

С другой стороны, ты, хотя и «почтибог», но чертовски смертен, потому что убить тебя могут за кошелёк, за часы, за ботинки, за шнурки от ботинок, потому что колдун захотел амулет из твоей кожи, потому что мясо белого считается лекарством от СПИДа, просто потому что прикольно убить белого. При этом автомат есть у каждого, и патроны к нему – единственное, что тут не в дефиците.

От всего этого (а также от местной косорыловки, бог весть из чего они её гонят) крышу рвёт, как динамитом. Не ходите, дети, в Африку гулять. Но у меня в тот момент крыши уже не было. Не было настолько, что я, не преуспев в поисках причины гибели родителей, поехал искать того колдуна. Один. Ночью. Пьяный. На угнанном от гостиницы джипе с ООНовскими номерами и раскраской (возможно, поэтому доехал живым; автоматом, который я тоже прихватил, тут никого не напугаешь).

Я даже не удивился, когда его нашёл.

***

– Какого хера? – спросил я по-русски. – Сраная ты черножопая падла! Какого вообще хера?

– Садись, тупой ты белый мудак,– ответил он мне не знаю на каком языке, но я его понял.

– Чойта сразу тупой? – спросил я и сел в продавленное кресло.