Время кобольда (СИ)

Вокруг было шумно и сильно воняло. За кустами то ли резали, то ли ебали козу, истошно орали в деревне какие-то женщины, вопили в джунглях какие-то жабы, материли друг друга на банту какие-то повстанцы. Откуда я знал, что повстанцы? А там все повстанцы. Любого на улице ловишь, спрашиваешь: «А ю ребел, сука черножопая?» – он тут же кивает: «Йес, йес, сюка!» Это у них самоидентификация такая выработалась за полвека перманентной гражданской войны.

– Тебе чего надо, белая жопа?

– Убивать приехал.

– Кого?

– Тебя, может быть.

Я поискал взглядом автомат, пошарил рукой возле – не нашёл. Наверное, в машине забыл.

– Убьёшь ещё, не волнуйся, – успокоил меня колдун, – убивать просто. Меня постоянно убивают.

– Это обесценивание! – возмутился я.

– Ну, убьёшь сложно. Голову, например, отрубишь. Или жопу. Хочешь отрубить мою чёрную жопу, тупой белый мудак? Дать мачете?

Он протянул мне рукояткой вперёд мачете.

– Я подумаю над этим, – сказал я, но мачете рефлекторно взял.

– У вас, белых засранцев, смерть – кошмар и безумие. У нас кошмар и безумие – жизнь. А вот смерть, спасибо белым засранцам, завозящим сюда «калаши», дело обычное. Эй, поди сюда! – крикнул он куда-то во тьму внешнюю. – Куйя юю!

Тьма сгустилась в чернокожего старикашку, страшного, как жизнь моя. Весь в шрамах, ритуальных и просто так, с усохшей левой рукой, почти без зубов и вытекшим глазом. Выглядел он лет на тыщу, но, учитывая местные реалии, вряд ли был старше пятидесяти. Классический помощник колдуна, мороз по коже.

– Kuleta watoto yatima hapa! – велел ему колдун. – Haraka!

Я к тому моменту достаточно нахватался по верхам суахили, чтобы понять, что он приказал что-то (или кого-то) притащить.

Кошмарный дед приволок пару сильно недокормленных детей. Мальчика и девочку, лет пятнадцати, что в Африке уже возраст… Нет, не согласия, согласия никто не спрашивает, просто пригодности к употреблению в любом качестве.

Мальчиков и девочек мне тут предлагали чуть ли не каждый вечер – и в аренду, и в полное владение. Так что я не удивился. Жизнь здесь говна не стоит, детская смертность чудовищная, дети – обуза, выручить за них пару баксов – сумасшедшая удача. Первое, о чём предупреждают вновь приехавших, – не ведитесь. Это просто бизнес – поймать тупого белого на жалость, впарить ему голодного ребёнка. Бизнес идеальный – вывезти пацана или девчонку из страны уже совсем другие деньги, бюрократия тут дорогая. Поэтому белый, если он не совсем гондон, покормит негритосика, пока сам в командировке, а потом просто оставит, дав немножко денег. Деньги тут же отберут, а дитя перепродадут следующему придурку. А если белый окажется гондон и как-нибудь над ребёнком надругается, то ничего страшного, детей много.

– Ты хотел убивать? Убей их.

– С хрена ли? Они мне ничего не сделали.

– То есть, тебе не всё равно кого?

– Нет. Я хочу отомстить.

Я с пьяной грустью понял, что могу убить детей. Могу убить помощника. Могу убить колдуна. Могу взять в машине автомат и пойти по деревне, поливая её очередями, пока кто-нибудь меня не пристрелит, или патроны не кончатся. (Африканцы отвратительно стреляют, так что ставлю на патроны.) Но это ни хрена не изменит. Невозможно отомстить людям, для которых жизнь – ад, а смерть – обыденность.

– Ты белый дурак. Смерть ничего не меняет. Особенно для тех, кто умер. А если я скажу, что она убила твоих родителей? – Он ткнул пальцем в чернокожую девчонку. – Что тогда?

– Она не могла этого сделать. Она тогда ещё не родилась, поди.

– Именно тогда и родилась, она же импундулу. Абуто, покажи ему.

Девочка улыбнулась потрясающе белыми зубами, повернулась к стоящему рядом мальчику, нежно обняла, прижала к себе, а потом, глядя в глаза, сжала ладошками его голову.

– Эй, что она собирается…

Девочка, не прекращая улыбаться, стоит с головой в руках. Её чёрная кожа стала алой от крови, безголовое туловище с грубо разорванной шеей падает на землю.

– И что, теперь готов её убить, белая жопа?

Я был готов только блевать, чем и занялся.

Когда стало нечем, повернулся обратно.

Девочка, с той же чистой детской улыбкой на грязном лице, пристраивает голову на животе мальчика, стараясь, чтобы та смотрела мёртвыми глазами точно на меня. Голова не держится и падает. Ей пришлось раздвинуть ему ноги и пристроить обрывок шеи в паху, композиция вышла такая, что я изыскал в себе скрытые резервы и поблевал ещё.

– Закончил? – спросил равнодушно колдун.

– Э… Вроде да.

– Так убей её уже, наконец.

– Не могу…

– Ну и мудак. Абуто, подойди.

Девочка, установив наконец оторванную башку ровно, подошла к нам.

– Наклонись, пожалуйста.

Она присела на корточки, вытянув голову вперёд и подняв подбородок. Колдун, протянул руку с небольшим ножом и, не вставая, небрежным, но точным движением, перерезал ей артерию. Забил фонтанчик алой крови, девочка, не переставая улыбаться, завалилась на спину, забрызгав то, что не было забрызгано.

Я поблевал бы ещё, но было окончательно нечем.

Выдавил из себя только:

– Зачем?