Время красного дракона

Гриха Коровин надернул суконные рукавицы-вачеги, взял совковую лопату и начал бросать доломит в огненную пасть мартена. В завалочном окне печи буйствовали оранжевые вихри, роба дымилась от адского пекла, искры вылетали из утробы печи — крупные, как пчелы, норовя ужалить, прожечь. Через порог завалочного окна заструился тонкий ручеек жидкого металла. Если разъест порог, металл хлынет на пол, на подъездные пути, загремят взрывы. Гриха поправил порог, возвысил его, оборвал малиновую струйку. Пот катился с лица, рубаха под суконной робой взмокла, пол под ногами закачался. Коровин отбросил лопату, хотел опустить массивную заслонку, но появилась лаборантка Лена. Пришлось черпать металл для пробы.

Лена глядела завороженно на расплавленное варево в печи, из которого выскакивали то протуберанцы, то темные змеи. Гадюки поднимались прыгуче и стремительно на полметра, изгибались в разные стороны и ныряли в свое красное тяжелое озеро. Гришка закрыл заслонку, снял вачеги, подсолил в кружке воду и выпил ее жадными глотками.

— Я билеты в кино взяла, — улыбнулась Ленка, тряхнув пшеничными кудряшками.

— На Чарли Чаплина?

— Нет, на Карацупу.

— Про чо там? Про любовь?

— Про собаку.

— Собаку я тебе задарма покажу, без билета.

— Там овчарка пограничная, шпионов ловит. Политически грамотная собака, верная социализму, как ты.

В пролете цеха замаячили гости: директор завода Завенягин, секретарь горкома партии Хитаров, Коробов, Олимпова, Ухватова, Берман. Авраамий Павлович пожал руку Коровину:

— Как дела, Григорий?

— Мы без претензиев.

Завенягин взял под локоть Олимпову:

— Тебе, Мариша, нужен герой для очерка? Напиши о Грише Коровине. Истинно русский характер!

Журналистка поджала губы:

— Нам, Авраамий Палыч, требуется не русский, а интернациональный характер, комсомольский.

— Социалистический! — встряла Партина Ухватова.

— Открой заслонку, — попросил Завенягин.

Подошел отставший от группы начальник мартеновского цеха, начал обстоятельно объяснять Хитарову:

— Подина новой конструкции, предложенная Коровиным, служит намного дольше. Его система охлаждения проста, экономична, позволяет утилизировать выброс тепла. Коровин — самородок. Надо бы представить парня к правительственной награде, выделить ему квартиру в соцгороде.

— Наверно, жениться надумал твой изобретатель? — догадался Хитаров.

— Да, женится. Невеста его рядом с ним, между прочим. Леночка — из нашей лаборатории.

— Тебе нужна квартира? — спросил Завенягин.

— Ежли дадут, возьму. Но вообще-то не очень нуждаюсь, у меня свой дом в станице. Мы из казаков.

Начальство удалялось медленно, останавливаясь у каждой печи, обходя вагонетки, ковши, нагромождения из остывших козлов. Мариша Олимпова стряхивала с берета пыль, жаловалась Партине Ухватовой:

— Завенягин издевается надо мной. Направил меня на прошлой неделе к типу весьма примитивному. Мол, напиши о моем Трубочисте. А у него интеллект — нулевой. Шуточки — идиотские. Мол, я прилетел к вам со звезды! Ну и прочая чушь. К серьезному разговору не способен. И Коровин этот примитивен. Это же деревенский валенок, подшитый русским патриотизмом...

Партина Ухватова не согласилась:

— Коровин, конечно, бык. А Трубочист — моя мечта. Я беременею от одного его взгляда.

— Партина, ты вульгарна. Но я тебя облагорожу. У тебя — не те выражения, не та прическа, не то платье. И походка — мужичья. Надо ходить, Партина, семеня, мелкими шажками, изящно. Руку — чуть в сторону, с отведенным мизинцем. Гляди, я тебе покажу... Уловила?

Гришка Коровин сплюнул вслед удаляющимся дамам, усмехнулся. Но жить все-таки хорошо. Он вернулся в мартен. В НКВД его особенно не допрашивали, там лежала объяснительная Порошина. Представить кое-кому трудно: перед ним вежливо извинились! Мол, прости, наш сотрудник тебя нечаянно пулей задел. Коровин подписал заявление, что не имеет претензий к милиции. И не было в его подписи неправды. Он действительно проникся уважением к работникам НКВД... и даже записался в бригадмильцы.

— Когдась у нас родится сын, нарекем его Аркашей, в честь нашего заместителя начальника милиции Порошина, — говорил Коровин своей Леночке.

— Я не знаю его, — отвечала она.

— Ежли бы не Порошин, скрываться бы мне, ждать ареста, тюрьмы. Чудесные люди у нас в НКВД.

Виктор Калмыков, Санька Терехов и Василь Огородников написали Грихе Коровину рекомендацию для вступления в ВКП(б). У них была своя компания, дружба. По выходным дням собирались обычно у отца Эммы Беккер, пили чай, брали читать интересные книжки. Калмыков боготворил свою жену Эмму:

— Она вылепила из меня человека. Кем я приехал на Магнитку? Оборванцем с деревянным сундучком, в дурацкой кепке с нелепым козырьком, полуграмотным романтиком...

Санька Терехов и Василь Огородников работали прокатчиками в обжимном цехе у Голубицкого. Парни они были робкие, но честные, душевные. А подружка бывшая Фроська Меркульева стала для Грихи Коровина совсем чужой.

— Я в партию вступаю, — похвастался перед ней как-то Григорий.

— Ты завсегда в какое-нибудь говно вступаешь, — съязвила Фроська.