Время Культуры

Я буду в этом вопросе — с его младшим современником, великолепным историком Натаном Эйдельманом и с его оценкой декабристского движения.

Я буду с молодым Пушкиным, который, трезво оценивая личность предводителей восстания (того же Павла Пестеля), видел, что единственный путь России — в освобождении народа. И не о декабристах ли сказал Давид Самойлов в стихотворении «Ночной гость» (1973):

К их праху, после муки черной, Всех неурядиц и невзгод, Народ России просвещенныйБлагоговейно припадет.

И я, представьте, по-самойловски и по-пушкински наивно верю, что братья отдадут меч мученикам-декабристам и что над отечеством взойдет заря просвещенной свободы, увидеть которую мечтало столько поколений российской интеллигенции.

Владимир Высоцкий был впервые опубликован в Метрополе

23.07.15

Через два дня, 25 июля, исполнится 35 лет со смерти великого поэта, «барда» и актера Владимира Высоцкого, ушедшего во время Московской Олимпиады в 1980 году. Ему было 42. Эта магическая цифра, как и цифра 37, фиксирует, что из жизни ушел гений. В 42 умерли Ван Дейк, Модест Мусоргский, Николай Гоголь…

Поразительна, как живучи в России парадигмы поведения власти в отношении национальных гениев — будь то Пушкин, Пастернак или Высоцкий.

Высоцкий среди авторов Метрополя, 1979 год

Обычно таковые находятся у правителей «на подозрении», их смерть и похороны окружены атмосферой секретности, сверху делается все, чтобы не допустить народ до их тел; зато с течением времени власть присваивает художественные достижения «национальных гениев», ставит им памятники, организует музеи, вешает мемориальные доски.

Владимир Высоцкий

Вот бы при жизни кто-нибудь поберег Владимира Высоцкого, кроме друзей, любимых, кроме ангела-хранителя Марины Влади (она, по-моему, единственная, кому удается исполнить песни Высоцкого в своей манере, в чем-то схожей с исполнением Анны Герман), кроме тех безымянных почитателей, которые наводняли залы, где он появлялся, а потом слушали на магнитофонах его хриплый, пробирающий до печенок голос, несущий нечеловеческую энергию…

Верхи вели себя иначе: «И, улыбаясь, мне ломали крылья/ Мой хрип порой похожим был на вой…». Чиновники от искусства хорошо понимали: не свой: «Я даже прорывался в кабинеты/И зарекался: «Больше никогда!» («Мой черный человек в костюме сером», 1979 или 1980).

Приведу конец этого стихотворения, написанного в шаге от смерти, с аллюзиями и на «Черного человека» Пушкина и Есенина и, и на стихотворение Блока «Рожденные в года глухие», и на участь репрессированных «учителей»:

И нас хотя расстрелы не косили, Но жили мы, поднять не смея глаз, — Мы тоже дети страшных лет России, Безвременье вливало водку в нас.

Вот вам «авторская исповедь» и одновременно авторский анализ того, что делало с поэтом время Безвременья. Кончится ли оно в России? — вот вопрос.

Сейчас о Высоцком говорят все наперебой — и на радио, и на ТВ, и в газетах и журналах, вспоминая его в годовщины — как рождения (тоже 25, но января), так и смерти. Но давайте не забудем: при жизни артиста те, кто стоял у власти, его гнобили. Не давали режиссерам снимать с ним фильмы, редакторам — печатать его стихи. Это ныне Юрий Поляков, тогдашний и нынешний администратор от литературы, может заявить, что с Высоцким-дескать все было в порядке, играл, снимался, крутился на магнитофонных лентах, а что не печатали — так никакой он не поэт.

Владимир Высоцкий и Марина Влади

Кстати, в свое время нечто похожее «про не поэта» говорил далекий от советских боссов Иосиф Бродский. Но у Бродского был свой вкус и свои — весьма снобистские — требования к поэтам и поэзии. Мне кажется, бешеная популярность песен Высоцкого мешала Иосифу Александровичу разглядеть в нем собрата.

Мне бы хотелось в этих кратких заметках краешком коснуться этой важной темы: Владимир Высоцкий — поэт.

Первая серьезная подборка из 18 стихотворений поэта (считала сама, в Википедии приводится цифра 20) появилась в самиздатовском альманахе МЕТРОПОЛЬ, переизданном затем, в том же 1979 году, в американском издательстве АРДИС.

У автора подборки, куда вошли «Охота на волков» и «Банька по-белому», оставался всего год жизни. А ведь Высоцкий не был диссидентом в привычном значении этого слова, не был правозащитником. Почему же его не печатали? Конечно же, главная причина была в хорошо угаданной верхами «чуждости» творений Высоцкого привычной идеологии, но это еще не все. Вот его собственные объяснения: «Про меня говорят: он, конечно, не гений…». А вот про редакции, куда он приносил свои стихи-стихи и стихи-песни: «Но в редакции так посмотрели на это/, Что, — прости меня, Муза, — я бросил тебя».