Время Культуры

Герой картины — интеллигент из интеллигентов, вырос в «благополучной семье»: отец — театральный режиссер, мать — актриса, — в доме на канале Грибоедова. Узок круг этих революционеров, сказал Ленин о декабристах. Но вот я подумала: а наша советская послереволюционная интеллигенция?

Ее круг широк? Как много талантов вышло из одного этого «писательского дома» в Ленинграде! Тут и Шварц, и Эйхенбаум, и Анатолий Мариенгоф с женой актрисой Некритиной, и два Михаила Козакова, отец-писатель, и сын-артист…

А о музыкантах Гаккель скажет очень образно — «спичечный коробок». В том смысле, что все всех знают. И приведет в пример Пласидо Доминго, который его узнал, к нему подошел, сказал какие-то теплые слова…

В доме на канале Грибоедова «космополит», уволенный из Ленинградского университета, Борис Эйхенбаум играл на физгармонике, а в роли вокалиста выступал Ираклий Андроников. Все жильцы слышали этот дуэт — такая была слышимость, но слышны были и «анекдоты», рассказываемые шепотом.

МальчикЛеничка учился игре на фортепьяно и «барабанил как безумный».

Но пианистом не стал. Кончил аспирантуру, стал музыкальным критиком. Всю свою жизнь слушал музыку и писал о ней. В его дневниках — только музыка, день за днем, в его архиве — концертные программки, и он может вспомнить, пасмурным или солнечным был день того или иного концерта.

В фильме он говорит о самых своих «высоких впечатлениях» от музыки.

Гилельс. Он был «светом в окне» для круга родителей Лени.

Рихтер. Гаккель рассказывает, как Святослав Теофилович репетировал посвященную ему 9 сонату Прокофьева. Он ее играл уже 20 лет, но одно трудное место повторял целый день, начиная все сначала. Прогуливаясь, Гаккель слышал под окнами эту бесконечную репетицию.

Глен Гульд и Ван Клиберн, а также все музыканты, прибывшие в СССР в эпоху оттепели, были для советских музыкантов откровением. Глен Гульд — «инопланетянин».

Игорь Стравинский, появившийся перед советскими людьми в 1962 году (Мария Юдина встала перед ним на колени прямо в грязь!), — «явление мирового масштаба».

По-особому Гаккель вспоминает Ростроповича: «Действительный гений, рядом все эти дутые знаменитости…» «Недосягаемое существо». «Человек распахнутый». Кроме того, что гений виолончели, он еще и «замечательный пианист». «Ростропович ничего не боялся».

Мстислав Ростропович помог морально и материально семье Леонида Гаккеля, когда у них сгорела квартира, помог без всяких просьб. А Родион Щедрин заставил ректора Ленинградской консерватории вернуть Гаккеля назад через две недели после его увольнения в 1977 году. Начальство боялось, что он эмигрирует в Израиль. «Поддержка людей — это не слова», — говорит герой фильма.

Сегодня Леонид Евгеньевич работает в С-Петербургской консерватории и в Мариинском театре у Гергиева. Фильм, как я понимаю, снимался и там, и там. От одного здания до другого — 40 шагов. А расположены они на знаменитой оси — храм-казарма в самом центре Северной столицы.

Мариинку Гаккель начал посещать с приходом туда Юрия Темирканова. О его постановке прокофьевской оперы «Война и мир» критик говорит так: «Слезы у меня лились не переставая. Если ты знаешь каждую ноту в партитуре, впечатление увеличивается в геометрической прогрессии».

С именем Валерия Гергиева критик связывает взлет российской музыки. Тот предпринял «запредельные усилия», чтобы поставить в Мариинском театре вагнеровское «Кольцо Нибелунга».

Маэстро ценит Гаккеля. В новом здании Мариинки 8 залов, 4 зала для камерной музыки — и здесь музыковед может развернуться. Он предваряет концерты своим вступительным словом. И я завидую его слушателям.

Досматриваю последнюю серию. Все замечательно, фильм получился, и личность, нам показанная, на редкость симпатична.

Игорь Стравинский

Но грызут мысли. Они все о том же. Как должен вести себя человек искусства в условиях, когда страна постепенно переходит к тоталитаризму? Музыка наименее идеологична, это не литература, не история… Но даже музыканты в эпоху сталинизма подвергались идеологическим гонениям за формализм. Шостакович, ненавидя Сталина, показывал ему «кукиш в кармане» в виде своего подпольного «Антиформалистического райка». Но подчиняться на словах должны были все.

Сейчас этого нет. Есть другое. Как и в прочих сферах жизни, те, кто приближен к власти и выступает ее «доверенным лицом», получают от нее «жирные куски», их коллективы не бедствуют, ездят на гастроли… В то же время такие дирижеры, как Александр Аркадьев, выступивший против несвободы, вынуждены эмигрировать.

Здесь в Америке кто-то предлагает бойкотировать «любимцев» власти, приехавших с концертами. Я с этим не согласна. Такое искусство, какое несут России и миру Гергиев, Спиваков, Башмет — в каких бы отношениях с властью они ни находились, — дело благословенное Богом. Пусть оно делается. Каждый музыкант выбирает сам для себя меру своего служения Богу и Маммоне.