Время любить

— Послушай, лысый, ты своей секретарше такие вопросы оставь. Я так маракую — друзей из Конторы заинтересуют твои встречи с чеченом, который по секретному предприятию разгуливал. Как насчет фотографий? Да и базар ваш на пленочку закатан.

— Ты блефуешь, — Яковлев остановил запись разговора.

— Угу, а от моего блефа у тебя счет в Промстройбанке ломится.

— Что нужно? — Владимир Григорьевич еще не придумал, как ему избавиться от нового шантажиста.

— Бабки обратно и еще два раза по столько — за моральный ущерб.

— Сразу скажу, таких денег у меня нет. Тем более — два раза по столько. У меня зарплата советского инженера.

— Ага, ты еще заплачь, что тебе детское пособие вовремя не выплачивают. Нет денег? Ты ракету чеченам продай. Или китайцам. Мне без разницы.

— Какие гарантии, что этот разговор не провокация? — опомнился вдруг Яковлев.

— Хорошо, придешь сегодня в одиннадцать на то самое место, где встречался с чеченом, но без конторских хвостов. А то я из твоей башки одним ударом жопу сделаю. Все. Время вышло. — И дал отбой.

Третий телефон Верхотурцев положил в карман джинсовой куртки. Затем подошел к зеркалу и приклеил под плоский боксерский нос русую полоску усов. Сверху взгромоздил смешные, круглолинзовые очки в металлической оправе. Ухмыльнулся. Получился битый в нос интеллигент.

Яковлев на стрелку пришел один. Это Верхотурцев перепроверил несколько раз. Он приблизился к Вадиму Григорьевичу, когда тот уже собрался уходить из сквера, и, озираясь по сторонам, оторвался от скамейки. Верхотурцев неслышно вышел из кустов со спины и сразу предупредил:

— Сядь, лысый, и сиди тихо, не поворачивайся. Короче, я тут, типа, грибы собираю, а тебе до меня дела нет.

— Мне кажется, — спокойно заговорил Яковлев, — мы должны быть союзниками…

— Мои союзники сейчас показания дают, — зло оборвал Верхотурцев. — Ты бабки гони.

— Триста тысяч долларов, это не сумма, которая может фигурировать в таком деле, — с напускным безразличием продолжал Вадим Григорьевич. — Вы же утверждаете, что у вас есть пленка с записью моего разговора с кавказцем. Там он упоминает значительно большие суммы.

Верхотурцев сверху вниз посмотрел на ненавистную, покрытую мелкими капельками пота лысину Яковлева. Допер, ведь, гад, что его на лоха берут.

— Пленки у меня нет, но фотографии — как в аптеке. Резкость, как на портретах Ленина.

— Ну и пусть они у вас будут. Кроме вас за этой беседой наблюдали офицеры ФСБ, курирующие наше предприятие.

— Так чего там у тебя за большие суммы? — Верхотурцев вынуждено ослабил хватку. Его козыри не играли.

Яковлев облегченно вздохнул. Везет ему на бандитов. Липнут, как мухи на дерьмо, да там и остаются.

— Я так понимаю, вы подручный господина Ермоленко?

— Подручный?!.. Заплечный! Да я из него в любой момент терпилу мог сделать! Команды не было.

— Ну, теперь это не столь важно. Александр Максимович хотел заполучить один прибор. Однако, как вы ее называете, Контора его опередила. Правда, не совсем. Сейчас, кстати, его проверяют у психиатра. Он считает, что охотился на машину времени.

— Псих, — определил Верхотурцев.

— Вот-вот. Но у одного человека действительно есть маленький пульт, за который любая иностранная разведка заплатит огромные деньги. Такие, какие не снятся даже мечтающим ограбить центральный банк. Хорошо бы его заполучить, а лучше всего, если вместе с пультом мы получим комбинацию цифр. Код. Наша с вами сделка проста. Вы приносите пульт и получаете миллион долларов.

— А не мало?

— Попробуйте продать дороже, но для этого надо знать кому, как и, в конце концов, что это такое. А спрятан этот пульт в обычную лентяйку от японского телевизора «Тошиба».

— Ну если ты мне тут вату по ушам катаешь…

— Не горячитесь. — Яковлев выдержал паузу. Затем достал из внутреннего кармана свернутый вчетверо листок формата А4. — Так вот, сейчас я встану и уйду. Как вы и просили, не оборачиваясь. А на скамейке останется этот листок. Это ксерокопия из личного дела инженера, который завтра выписывается из больницы. Пульт у него. Добудете пульт, позвоните. Номер вы теперь знаете. Представитесь…

— Петром Модестовичем, — хмуро подсказал Верхотурцев, которому хотелось оставить себе хотя бы часть своего имени.

— Оригинально, — согласился Вадим Григорьевич. — Тут же в листке пятьсот долларов на возможные расходы.

— Ты, дядя, будто каждый день в такие игры играешь, — покачал головой собственной покладистости Верхотурцев. — Лихо ты мне тут наплел. Но помни, если за лоха меня держишь, я тебя с любой Лубянки достану.

— Знаю, что таких, как вы, лучше не обманывать, — очень серьезно согласился Вадим Григорьевич, подымаясь со скамейки.