Время мертвых

— Все посетители музея должны осматриваться — хотя бы визуально. Подозрительные — более тщательно. Отдайте сломанный прибор каким-нибудь специалистам — ума не приложу, каким. Если кто-то его изготовил, значит, кто-то сможет и починить? Что внутри? Каков его принцип действия? На что он реагирует?

— Уже, — вздохнул Якушин. — Но что-то мне подсказывает… Давайте вернемся к нашей теме, не возражаете? — Якушин уставился на хмурого Рязанова. — Я могу ошибаться, но у меня родилась интересная и немного дикая мысль… Вы задали интересный вопрос, Константин: почему именно вы? Местный житель, умеете вести дознание, восприимчивы к внушению — это хорошо, но мало. Вас ничто не связывало с органами госбезопасности?

— Вроде нет, — пожал плечами Рязанов. — Не имел, знаете ли, чести… Даже в бытность следователем, когда приходилось браться за особо важные дела, контакты были минимальные и — только рабочие. Убийство депутата Заксобрания Алексеенко, история с массовыми махинациями жильем, уши которых торчали из мэрии. Формировались межведомственные следственные группы — но не припомню, чтобы были крупные конфликты, дележка сфер влияния. Работа выполнялась, виновные получали по заслугам, поощрялись отличившиеся.

— Дальше рабочих контактов не шло?

— Нет… Точно нет. Ну, если не считать, что мой бывший тесть до выхода на пенсию работал в 5-м Управлении КГБ — так называемой «Пятке», боролся с антисоветскими и религиозно-сектантскими элементами, — Рязанов усмехнулся, — но не припомню, чтобы мы с ним обсуждали мою или его работу. Отношения с тестем были, мягко говоря, натянутые…

— Вы окончили…

— …Новосибирский филиал Томского юридического института. Одно время работал в прокуратуре, пару раз выступал обвинителем, потом перевелся в следственный отдел, а когда следствие вывели из надзорного ведомства и сделали самостоятельной структурой…

— Простите, что перебиваю, Константин. Вспомните молодые годы, вы еще школьник или студент первых курсов… Никаких ассоциаций не возникает?

Рязанов погрузился в прошлое. Мы с Варварой переглянулись, пожали плечами. Сергей Борисович проверял свою теорию. Создавалось впечатление, что он знал, что делал.

— А ведь в самом деле, — усмехнулся Рязанов. — Был по молодости один случай. Глупость, я давно забыл об этом. Третий курс института или четвертый, точно не помню. Еще не развалился СССР. Да, это было накануне развала, примерно в ноябре 91-го. Потом в декабре — Беловежская пуща, полный крах… Все тогда это чувствовали, относились по-разному, кто-то радовался, кто-то злился… Я еще удивился такому предложению… После занятий нас попросили остаться — несколько парней и девушку. Со мной разговаривал серьезный интеллигентный мужчина. Он не оказывал давления, был приветлив, предупредителен. Предлагалось послужить Родине. Дескать, органы госбезопасности в трудный для страны момент ищут патриотичных, честных, эрудированных, всесторонне развитых молодых людей с высоким уровнем интеллекта, и я им подхожу по всем параметрам. Меня ожидает высокая зарплата, положение в обществе, ничем не ограниченный карьерный рост. А главное, удивительно интересная работа на благо страны. Поначалу я решил отказаться, но потом стал слушать — он умел привлекать внимание. Никакой коммунистической идеологии — от нее давно устали. Просто поработать на свою страну, ведь вы же любите свою страну? Ну, конечно, кто же ее не любит… Вы продолжите учиться, получите диплом юриста, для вас ничего не изменится, органам нужны толковые юристы. Просто вы пройдете некоторую подготовку, без ущерба для учебы, разумеется. Психологические тесты, медицинское обследование и, кстати, еще не факт, что вы нам подойдете, у нас очень жесткие критерии. Этот человек умел убеждать, у него были такие проникновенные глаза, а его голос я помню даже сейчас.

— Сотрудники КГБ умели убеждать, даже не прибегая к насилию, — хмыкнул я. Рязанов вздрогнул.

— Простите, Константин, — смутился я. — Продолжайте.