Время Музы

Я засмеялась, вытерла снег и слезы с лица и, прежде чем свернуть на Театральный проезд, обернулась обратно на Тверскую. Поэта уже не было видно, мой Есенин меня покинул. Но он пока еще не покинул Галю Бениславскую.

Нет, я не имею права занимать ее место дольше, я обязана вернуть ей ее жизнь.

За этот день я поняла многое про свою героиню – оказывается, я в ней ошибалась. Она не была банальной фанаткой, Галина Бениславская оказалась самой преданной и любящей женщиной в жизни поэта. Жаль, что этот талант, этот несомненный гений оказался самовлюбленным дуралеем и не понял этого, не оценил ее самоотверженности. Сильная женщина, Галя приняла его обратно после ухода от Дункан, смогла простить его тягу к американке, помогала как секретарь и как лучший друг. Конечно, ей было сложно терпеть его несносный характер и однажды бедняжка выгнала его, но позже раскаялась в этом поступке.

Галя была верной, она честно пыталась и старалась жить после смерти Сергея, но не смогла. «Все, что было дорого для меня – лежит в этой могиле» – написала она в прощальной записке и застрелилась там же, на Ваганьковском. Причем, пистолет стрелял пять раз, все давал осечку… Теперь они лежат рядом. Галя добилась своего – своего Сергея Есенина.

Вздохнув, я направилась к огромному зданию Лубянки пешком. В снежном небе надо мной кружил знакомый голубь.

* * *

Июнь 2048 года, Москва.

Кабинет Гронского был наполнен запахом виски и дорогого табака.

– Да, Андрей, это все так на тебя похоже… Ты с детства был таким – ненадежным и бестолковым. С двенадцати лет: куда наши ищущие приключений девочки, туда и ты – не глядя, не рассуждая. Скажи, душа моя, для какой такой особой надобности ты совершил это? Ты только представь, какое душевное потрясение пришлось перенести моей дочери! Хотя, о чем я толкую – представить ты можешь с великой легкостью. С воображением и утопиями у Андрея Гронского всегда была крепкая дружба! Причуды, вымыслы, порой переходящие в откровенную дурь, все они – твои, друг мой, постояльцы.

По спокойному виду Николая Энова нельзя было сказать, что он особо переживал за свою дочь. Как обычно надменный, нога-на ногу, в одной руке бокал, в другой – сигара. Его замашки были родом из девятнадцатого века, и они ни капли не уменьшились за двадцать пять лет прибывания в двадцать первом. Он был первым путешественником, но об этом знали совсем немногие. Даже его дочь не знала, но теперь, побывав в прошлом, безусловно, догадается.

Гронский не стал отвечать на упреки старого друга. Тому не нужны были его оправдания, в душе Энов должен был понимать, что Варя рождена быть музой, это неизбежно. Теперь, прыгнув впервые, ей придется делать это и дальше, так как машина уже настроилась на ее ДНК. Варе Эновой никуда не деться от своего призвания. Галя, как всегда, оказалась права.

Плюсом ко всему, была еще одна веская причина, чтобы в прошлое попала именно Варя, но об этой причине Андрей Дмитриевич молчал уже десять лет.

Николай Энов встал, прошелся по кабинету, посмотрел вниз на Сити. Ему было хорошо за шестьдесят, если не считать двухсот перепрыгнутых лет, он был во всех смыслах старше и мудрее Гронского. По натуре старик был неторопливым и обстоятельным флегматиком. Но сейчас сигара в его руках тонко подрагивала, пепел легко опадал на пол. Только это и выдавало его беспокойство. Энов резко обернулся, поднял руки, его голос дрогнул:

– Довольно, я сдаюсь! Шах и мат, признаю. Ты победил, Андрей, ты прав. Варвара – муза. Но будь так любезен, ответь мне на один несложный вопрос: почему ты не предупредил ее? Отчего не сказал правды? Представь, как она напугана. Маленькая девочка, оказавшаяся в страшном месте посреди живых мертвецов! Неужто нельзя было до этого додуматься? И зачем, если не сказал сразу, говорить ей правду посреди задания?

Гронский сконфуженно опустил глаза.

– Пусть это прозвучит по-детски жалко, но правда: это не я. Знаю, ты не поверишь, но это так. Прокол системы, сбой в насторйках, Санчо перемудрил, не знаю пока еще, нужно разбираться, а все это не быстро…

– Малодушно – сваливать свою вину на машину, своего секретаря.

– Но ведь меня даже в городе не было! Николай, ты сам подумай: неужели, запуская систему в первый раз, я не захотел бы присутствовать?! Вся моя жизнь в этой машине, полжизни я шел к этому шагу, я Думу бросил из-за последнего этапа подготовки к прыжкам! И в такой ответственный момент я оставляю все на совесть глупого бота и несмышленного подростка, а сам еду на дачу рыбу ловить?!

– Кто знает твои тайные помыслы, Андрей Гронский? Всем известно, что ты человек с двойным дном. Рыбалку, кстати, ты всегда любил, – Энов подошел к стене-монитору, непонимающе всмотрелся в мелькающие таблицы и графики, которыми с легкостью манипулировал Гронский. – Кстати, друг мой, неужто ты до сих пор не тестировал свою систему?

– Мммм… – Гронский немного замялся. – На людях – нет. Только тараканы, голуби и крысы. Я же говорил: у системы особая связь с ДНК путешественника. И нужного мы еще ищем. Вернее, уже нашли.

Энов в ужасе прошептал: