Время Музы

– Вадим, что мне делать, что делать?.. Затравили, собаки, мать их… Ты представляешь, эти меня уже и у Толика выследили.

– Да ты что!

Мариенгоф пьяно кивнул в подтверждение. Есенин продолжил, то и дело хитро поглядывая на меня:

– С трудом оторвался. Как от Зинки ушел, так и шляюсь по притонам, хоть на вокзал иди. А теперь и вовсе не знаю, куда податься…

Чуть позже Есенин снова вышел на сцену и читал, читал весь вечер, прерываясь только для того, чтобы выпить. Довольно часто прерываясь. В результате мы получили еле стоявшего на ногах и распевавшего матерные частушки гения. Откуда-то появилась гармошка, и поэт начал играть и пританцовывать, выделывая ногами что-то несусветное, а позже и вовсе сомлел под барной стойкой. Бармен с пролетарским прошлым прикрыл его голову салфеткой и с непроницаемым лицом продолжил протирать стакан.

В самый разгар веселья к Мариенгофу подошел крендель со входа, забубнил что-то на ухо. Тот резко посерьезнел и сказал Шершеневичу:

– Надо Серегу уводить, его ищет милиция. Давай, выводи.

Милиция? Так это ведь то же самое, что и полицейские боты у нас. Они ищут Есенина, значит, это те самые «эти», которые выследили его у Анатолия.

– Стойте! – я схватила Мариенгофа за руку. – Сергей говорил, что его выследили на вашей квартире, ему нельзя туда возвращаться! Сделаем так: Вадим наденет шляпу Есенина, его пальто, выйдет во двор, громко крича «Ядрен батон» или «Едрить твою в дышло», или что там еще Есенин обычно выкрикивает. И уведет слежку за собой на вашу квартиру. А мы с вами, Анатолий, спрячем Сергея Александровича у меня на Брюсовом. Там целых две комнаты, будет, где разместиться. И не смотрите на меня так! Вы сами можете с ним лечь, я ни на что не претендую!

Поэты переглянулись и захохотали. Тоже мне, гении прошлого. Ну, давайте уже, решайте быстрее!

Как раз именно в эти дни Есенин начал оставаться на Брюсовом переулке в «Доме Правды», где жила Бениславская. После ухода от жены ему действительно негде было ночевать. Ничего серьезного для истории я не сделала, уверена, что Галя поступила бы точно так же.

Наконец, мне удалось убедить поэтов, причем Вадим оказался более разумным человеком. Он удалился в туалетную комнату, оттуда вышел в пальто Есенина и в надвинутой на глаза шляпе. Наигрывая на гармошке и ругаясь матом, он выскочил с несколькими визжащими девчонками на улицу. Выглянув в темноту, я крикнула им вслед:

– Смотрите, смотрите, Есенин играет!

Автомобиль, припаркованный у «Стойла», неторопливо поехал за веселой компанией. Вроде пронесло. Мы с Мариенгофом тихонько вытолкали едва переставлявшего ноги Сергея через черный ход. Анатолий подогнал свою машину, уселся за руль (в пьяном виде, кошмар!), нам с Есениным пришлось сесть на холодное заднее сиденье.

Ни дорога до Брюсова переулка по ночной Москве, ни шумный, резко пахнущий ретромобиль не заинтересовали меня по одной причине. Эта причина оказалась пьяным и безумно обаятельным парнем, сомлевшим на соседнем сиденье и без стеснения положившим голову мне на колени.

Мы ехали по ночному городу, на кудрях поэта изредка поблескивали отсветы тусклых фонарей. Робея, я дотронулась до его волос, они оказались мягкими и податливыми, будто шелковыми. Мои пальцы как-то незаметно окунулись и запутались в них.

Странная это была ира, слишком реалистичная. Я не слышала даже о разработках подобных игр. Полная гамма ощущений захватила меня, заставила чувствовать. Я ощущала нытье ушибленного колена, озябшие пальцы ног в холодных ботинках, запах топлива и кожаных сидений в старинной машине, несильное опьянение, тяжесть головы юного повесы на своих коленях, тепло его дыхания… и многое, многое другое в один момент – сейчас! Эти ощущения невозможно сымитировать, в таком объеме их можно лишь прожить по-настоящему.

А что, если это не игра?.. Если вокруг меня актеры и все вокруг – большая постановка? Ну, нет! Ни за какой гонорар в наше время люди не выйдут на улицу и не создадут толпу, какую я видела сегодняшним вечером. Это было бы слишком дорогим шоу для одного зрителя, да и вообще, подобная теория попахивает вселенским заговорм…

– Брюсов, – вернул меня к реальности голос Мариенгофа. – Веди нас, зеленоглазая Ариадна. Признаться, уже давно охота спать.

На Брюсовом переулке, в большом многоэтажном доме проживали сотрудники газет «Беднота» и «Правда», поэтому его называли «Домом Правды». Здесь, в огромной коммунальной квартире на седьмом этаже, у Бениславской были две комнатки, по меркам этого времени – очень даже неплохое жилье. Именно сюда мы с Анатолием и затащили Есенина, причем, поднимались пешком (я не рискнула сесть в жуткую, лязгающую металлом кабину лифта).

Моему восторгу не было предела: дома у Гали Бениславской оказался примус! Пока я воодушевленно возилась с чаем, гости самостоятельно разместились. Мариенгоф расположился в маленькой комнатке на раскладушке, а Есенин улегся во второй комнате на кровати Гали. Похоже, он не совсем понимал, где находится, но его это не тревожило. Только положив на подушку свою «золотую голову», Сергей моментально отключился.