И Юрка решил позвонить Валерию Алексеевичу. Ну и что, что он с ним уже сегодня виделся?! Раз такое дело… Да, были моменты, когда он не знал, как поступить и звонил ему, советовался, а как иначе? Что делать, если нужен старший товарищ, такой человек, который как отец, в тревожную минуту поддержит и даст совет?!..
Как не хватало ему сейчас отца!
Чтоб не барахтаться одному… Чтоб знать, от чего отталкиваться. Это как в плавании, когда вдруг виснет электроника, и ты сразу не можешь определить положение судна, и нужен хоть какой-то ориентир, чтоб двигаться дальше.
Здесь одним из ориентиров была его, Юркина, совесть. А она укоряла его и ругала за то, что не смог разобраться. За тот глупый вопрос, который задал он Мише: «А ты хочешь в детский дом?!» Да зачем это тебе вообще потребовалось спрашивать?! Зачем напоминать ему об этом?! Видишь ведь — намучался парень, что-то у него случилось!
Но что делать, раз ты уже столько всего натворил?!
В комнате, где спал Миша, было тихо, и свет не горел. Валерий Алексеевич пришёл быстро, через полчаса после звонка. Юра рассказал ему что случилось.
Мама в этот день уехала в Москву, проведать какую-то давнюю приятельницу, и можно было пообщаться на кухне. Жёлтый свет, равномерное гудение холодильника, за окном — синяя метель. Валерий Алексеевич, опершись локтями о стол, кулаками подпирал щетинистый подбородок, хмурил рыжие брови. Потом поднял на Юрку пытливые глаза.
— Юр, а давно у вас так? Он всегда так с тобой разговаривает?
— Нет… Сегодня только… А, еще несколько дней назад он что-то Наташе ответил резко, не помню.
— Значит, что-то у вас изменилось в семье. Что?
Юра пожал плечами. Что? Разве что Наташка ждёт малыша, но они пока Мише ничего не говорили…
— Думай, думай, Юрка. Он вам никак не мешает?.. Точно?!
— Нет, — твёрдо ответил Юра. — Может, он переживает, что я скоро уеду? Или из-за хулиганов тех? Но они в другом районе, адрес и школу не знают. Ну, не знаю я… Вот так — вроде и ничего, всё спокойно, потом раз — и вдруг грубить начинает. Да понимаю я, что он внутри из-за чего-то переживает, ночью плачет иногда… А сегодня ещё в дневнике запись эта…
— Ты узнал, что случилось?
— Нет. Не успел…
— Не успел… — грустно передразнил Валерий. — Сын чей? Твой. Что ж ты не знаешь, что у ребёнка в школе творится? А ещё в отпуске…
— Да замотался я… То с детским домом, я сегодня уже рассказывал, надо им все документы до отъезда отдать, то загранпаспорт поменять… Дела какие-то мелкие. Да хотел я с ним поговорить, хотел! Не успел. А он мне тут про этот детдом выдал… Так ведь ясно же, что он туда не хочет, плохо ему там!
— Не хочет. — Валера взъерошил свои рыжие волосы и повторил жёстко. — Не хочет.
— Тогда почему он сказал «да»? Зачем врать-то?
— Зачем?! — неожиданно рассердился Валера. — Да за тем же самым, зачем сейчас лгут сотни людей! Ты, думаешь, Юра, зачем жена собирает вещи и уходит от мужа жить к своей маме? Потому что ей вправду хочется уйти?! Она по чьему-то «умному» совету обманывает себя, всех вокруг! Не хочет она уходить, а хочется ей, чтоб мужик её остановил, обнял, удержал, чтоб сказал, что любит! А она собирает вещи и уходит, и на телефон не отвечает, мол, не нужен ты мне, поскучай без меня, а сама ведь без него мучается!.. Зачем маленькие дети капризничают и не слушаются, и выкидывают такие фокусы, от которых у родителей волосы дыбом встают?! Да потому что они проверяют родителей своих — а всегда ли родители их любят, а вот такими, непослушными — тоже любят?! Не бросят их, не оставят?! Юрка, Юрка, да не понимаешь ты, что он — такой же ребёнок, как и они, да все дети одинаковые — и домашние, и детдомовские, и бездомные! Только вот у детдомовских есть, якобы, путь отступления, а у «домашних» — такого пути нет! Не сдадут же их родители в детский дом! А у сирот — словно есть мнимый путь, словно можно их вернуть обратно, да только это ведь — тоже обман. Потому что усыновил ты ребёнка, сын он твой, а раз ведешь его обратно — ты предатель, такой же предатель, как если бы он был твой кровный сын и ты его сдал в детский дом!.. Почему обманывают? Да потому что надо ему, чтоб ты обнял его покрепче и сказал, что любишь, как отец своего ребёнка непослушного обнимает!
— Так а как теперь-то быть? Как научить его быть честным?
— Как ты думаешь, Юр, чем отличаются дети родителей, которые не бояться признать свои ошибки от тех, кто предпочитает их замалчивать?
— Первые тоже умеют признавать свои ошибки?
— Да. Они учатся быть честными перед собой. Хотя, казалось бы, это непедагогично — признаться ребенку в своём промахе и попросить прощения. Самое страшное нынче, знаешь что?
— Что?