Время нас подождёт

— Да у меня горло заболело, и сестра из университета приехала. Все вместе наложилось…

Он замолчал и посмотрел на меня в упор своими серыми бесхитростными глазами: они ждали. А я понял, что если промолчу с минуту, то он отвернётся и уйдет. Или будет между нами что-то уже не так. Оно и так — не так: он какой-то задумчивый и невесёлый. Обиделся, что ли?

— Коль… Тут много всего. В четверг я с ними пошёл. Стоял, ничего не делал, а потом мы от сторожа убегали, и я медальон свой обронил… Пошёл после уроков его искать, а меня сторож поймал и — к директору.

— Дома влетело? — тихо спросил он.

Я помотал головой.

— Что ты! Юра со мной все дни сидит, и не ругался даже… Хотя я ему такое наговорил… — осёкся я и замолчал. Грустно мне стало, как тогда, в тот вечер.

То, что я сказал Кольке, было правдой. С Юрой мы не разговаривали ни о том случае, ни о записи в дневнике. И это не давало мне покоя — и вина перед ним, и ожидание этого разговора, мне казалось, что между нами есть неловкость, которая не дает поговорить «по душам» — открыто и до конца. Но как разговаривать об этом я не знал — мне было стыдно, и я боялся ненароком выдать Володькиных ребят.

Колька сказал:

— Они больше туда не ходят.

А глаза у него спрашивали: «А ты с ними будешь, да?»

— Я не пойду больше с ними, — ответил я и встрепенулся, — ой, а как они узнали, что я у директора был?

— Не знаю, — грустно отозвался Колька. — Наверное, видели…Да, точно! — вспомнил он. — У них же только и разговоров было, почему ты не пришёл — типа ты проболтался и в школу побоялся идти! Саня видел, как тебя сторож поймал, он Володьке рассказал, а тот — всем остальным.

— Я им ничего не говорил. И Володьке можешь передать, чтоб не волновался зря.

Мы помолчали. За окном дворник лопатой разгребал снег.

— Хороший у тебя папа, — вздохнул Колька.

Я не успел ему ничего ответить, потому что у него в кармане зазвонил телефон. А хотелось: и про Наташку рассказать, про её малыша, про мои слова, про сон и про маму… Так хотелось, что я чуть было не крикнул: «Постой!», когда он прощался со мной, и вежливо отвечал Юриной маме, что он не хочет обедать. Но я почему-то тоже ему ответил:

— Пока! Ты заходи ещё, Колька!

— Ага, — ответил он.

Но больше почему-то не приходил. Неужели обиделся?!

В среду на контрольную я не пришёл. А просидел дома до воскресения и вечером в субботу понял, что дома так долго я сидеть не могу! Хоть я никогда не болел так, чтоб со мной проводили столько времени и заботились обо мне, и пекли мне пирожки с повидлом и оладушки, а всё же, видать, не может человек столько времени жить без дела. И я спросил у Юры:

— Возьмешь меня завтра в храм? Юр, ну пожалуйста!.. А то я сам убегу туда!

Видимо в моих глазах была такая отчаянная мольба, что Юра молча кивнул.

А потом мы смотрели фильм «Сердца трех» и пили чай с сухариками и ирисками. Наташа с нами сидела, кот урчал у Юрки на коленях, и за окном в тёмно-синем небе проглядывались крошечные две звёздочки, а от моей белой чашки поднимался пар, и пахло так вкусно свежим хлебушком и вареньем, что мне стало так хорошо и тихо внутри, будто впереди меня ждёт какая-то неведомая добрая сказка, как в новогоднюю ночь.

— Юр, — позвал я. — А у тебя есть сейчас друзья?

— Есть, Миша.

— А вот чтоб такие? — я кивнул на экран компьютера, где мелькали лошади, и Фрэнсис с Генри уходили от погони.

— Какие? — поинтересовался Юра.

— Ну, вот такие! Настоящие!

— Есть.

— А помнишь, ты про Дениса рассказывал, что он в детстве был твоим другом? Где он сейчас?

— Да тут недалеко, в трёх часах езды. Я хотел тебя с ним познакомить, да ты заболел. Он работает лётчиком-испытателем…

— … И ты молчал?!!

Глава 16.

Предновогоднее путешествие.

Юра очень хотел, чтоб в гости к его другу нас отвёз Валерий Алексеевич на своей машине. Но всё оказалось иначе. Юра забрал из ремонта свою машину — старенькие «Жигули», а Валерий Алексеевич срочно уехал по работе и подвезти нас не мог. Поэтому я и Юра поехали на его (нашей!) машине.

… Близился Новый год. Вчера нас отпустили на каникулы, поставив мне за математику четверку, а за русский «троечку с натяжкой». Полугодовую по математике я написал после уроков, быстро и без особых усилий — не зря во время моего карантина мы занимались, да и вообще, задачки для меня были делом нехитрым. А вот с русским, конечно, у меня проблемы, и наша классная, она же — учительница по русскому, поставив мне тройку, надавала на каникулы целое море заданий. На радостях я пообещал перевыполнить норму, тетрадку быстренько запихнул в рюкзак и так же быстро забыл про неё — каникулы же!