Время нас подождёт

— А ты кем работаешь?

— Врачом.

— Ого!

— Ага! — засмеялась Надя. — А ты боишься врачей?

Я пожал плечами: что я, маленький, что ли?!

— А каким ты врачом работаешь? Зубным?

— Нет, детским.

— А правда, что на врачей учатся шесть лет?

— Неправда. Как минимум семь, а то и восемь. А можно и ещё больше, если с аспирантурой.

— А что такое аспирантура? Зачем?

— О, это когда ты хочешь стать очень учёным доктором, писать научные работы и книги и даже открыть свою клинику.

Я покачал головой. Мне пока это не светит.

— А ты как это… пишешь, защищаешь?

— Нет, я пока только ординатуру заканчиваю.

— А это что такое?

— А это врач какой-то определённой специальности.

— Стоматолог?

— Нет, — Надя снова засмеялась, звонко так и необидно. Вообще, я заметил, что она часто смеётся. Несерьёзная девушка. — Что тебе всё стоматологи покоя не дают? Хочешь им быть?

— Нет. Просто это единственный врач, которого я боюсь.

— А… Да. — Надя перестала смеяться. — Пожалуй, не ты один. Я тоже.

— Правда?

— Угу. И чем старше становлюсь, тем страшнее к нему идти.

— Ну да, это бывает… А что такое ординатура?

— Это врач определённого профиля, например — детский хирург, офтальмолог или окулист, лор, невропатолог, логопед, иммунолог… А интернатура — это общего профиля, например врач — педиатр, то есть детский врач.

— А ты какого профиля?

— А я и общего, и узкого, то есть педиатр и невролог. Занимаюсь детишками, которые не могут ходить. Но мне этого маловато, надо бы ещё подучиться…

— Ага, — посмотрел на неё Денис. — Вечный студент. И главное, знаешь, что? — сказал он Юре. — Надя, кажется, хочет охватить все медицинские отрасли.

— Ну и здорово!

— Не все, а только иммунологию и рефлексологию. И все они очень нужны, чтоб нормально работать в этой сфере и ещё чего-нибудь открыть.

Я удивился:

— Дак всё уже давно открыли! Человека уже изучили вдоль и поперёк!

Надя внимательно посмотрела на меня:

— Не всё. Далеко не всё. Строение человека — это вселенная. Строение его организма, это как знаешь… как будто ты землю открываешь… моря, материки, потом города, потом — что на ней растёт, чем люди там промышляют… И знаешь, Мишка, сколько на ней неоткрытых пятен? А теперь представь, что ты не только Землю открываешь, а ещё и другую планету?!

— Да ладно!

— А вот тебе и ладно. Вот скажи, если всё давно открыли, то почему рак не научились лечить?

— Не знаю…

Я об этом как-то не думал. Откуда мне знать? Все мои познания по поводу строения человеческого тела ограничивались тем, что я знал, где находится желудок и сердце. Ну и мозги, конечно же. И всё! Я не знал даже…

— Надя… А в руках и ногах кровь разная течёт или одна и та же?

— Одна и та же, конечно! — улыбнулась Надя.

— А, ну я так и подумал…

Надя встала, налила чаю. А я съел два блинчика с вареньем и понял, что наелся.

— Спасибо, — поблагодарил я её и выбрался из-за стола. — А можно я в комнату пойду?

— Иди, — согласилась она. — Там книжки есть, можешь почитать. Или тебе фильм какой-нибудь включить посмотреть?

— Не, не надо! Я так, посижу просто…

Мне не давала покоя сказочная ёлка — неужели мы тоже такую нарядим у нас дома?!

Свечи оказались электрическими гирляндами. Но всё равно здорово: они были похожи на настоящие: белый парафин, а внутри стеклянной капсулы — рыжий мерцающий огонёк. Некоторые игрушки прицеплялись к еловым веткам, как прищепки, немножко было новых пластмассовых, но большинство — стеклянные. На ветках едва заметными искорками блестели капельки смолы, и колыхался серебристый дождик.

Я присел на корточки. Пальцем дотронулся до нижних веток — они послушно качнулись; качнулись и игрушки…Я посмотрел снизу вверх на ёлку: шарики колыхались среди путаницы хвои и дождика, которые уходили ввысь до самого потолка. Я закрыл глаза и вздохнул полной грудью еловый запах: запах леса, Нового года, семьи и дома. Мне не приходилось ещё так близко и долго сидеть рядом с живой ёлкой — праздничной и нарядной. Но чудилось в этом запахе что-то знакомое, отчего как-то ласково становилось на сердце, что-то похожее на тоску по дому, и в то же время не безысходное — а светлое щемящее чувство. И хорошо было так, в эту самую минуту, чётко осознавать, что ты здесь и вдыхать этот запах, и радоваться наступающим праздникам.

Может, это и есть запах детства?

Новогодней ёлки, сладких булочек и поскрипывающих половиц?

И может, потому люди так любят встречать Новый год, что вспоминают своё детство?

От размышлений меня отвлекли шаги за дверью. Наверное, это Надя. Или Юра с Денисом. Я вдохнул ещё раз поглубже, закашлялся и — обернулся.

Вошли Юра с Денисом, сели на диван. А я выпрямился и, наконец, оглядел всю комнату.