Время нас подождёт

Мне вдруг захотелось обнять Кольку и всех вокруг и крикнуть в этот хрустальный воздух, чтобы он зазвенел сотнями льдинок! Песню спеть какую-нибудь… Такое чувство вдруг охватило меня — трепетное, радостное, тёплое — словно котёнок поселился внутри. И хорошо, что Коля рядом идёт, и всегда он будет рядом, мой друг…

И только где-то в глубине сердца, притаившись, спрятался тёмный камушек предательства — нет —нет, а грозился он спугнуть мою радость и этот вечер… Как искупить теперь это, что сделать, чтобы исчез он, этот камушек, чтоб как и раньше, ходить и дышать свободно?!

— Миш… — тихонько позвал меня Коля. — Ты глянь, какой вечер!

— Ага… — только и вздохнул я, не решаясь сказать что-либо ещё.

У моего дома мы попрощались, и я, тренькнув домофоном, зашёл в тёмный подъезд. Лампы в нём энергосберегающие, зажигаются, если топнуть ногой, а потом сами гаснут. Я топнул — и стало светло. Через ступеньку и — домой.

Они меня ждали! Наташа нажарила беляшей. Да таких вкусных, что я съел целых пять штук! И ещё бы съел, да, к сожалению (или к счастью), в пузо больше не поместилось.

— Завтра — масленица, — сказала Наташа, — будем блины жарить.

— Да? — удивился я. — Это день такой?

— Это вся неделя такая!

— Ого! И ты что, всю неделю будешь их жарить?

— А ты хочешь? — хитровато спросила Наташа.

— Я-то? Конечно хочу!

— Наешься ведь, больше не захочется!

— Это мне не захочется? Ну, удивила! Да я гору блинов могу съесть!

— Прям-таки гору? — засмеялась Наташа. — Давай, кто больше?

— Легко! — пообещал я. — Я тебя победю! Ой, побежду… Ой…

— Вместе будем жарить, — примирительно сказала бабушка. — Мишенька тесто поможет сделать и в магазин за мукой сходит… Сходишь ведь, Миш?

Я кивнул. Потом вдруг испугался:

— А ты не устанешь? — спросил Наташу.

— Мне не привыкать. Юрка блины, знаешь, как любит? Папа мой тоже любит… Наловчилась уже…

Она вдруг престала улыбаться и вздохнула, как-то невесело. Подошла к окошку, постояла, глядя на улицу, потом осторожно задвинула шторы. Оглянулась на меня, поглядела — ласково и грустно, погладила по голове.

— Купаться будешь сегодня?

— Ага…

И вот, когда я, накупавшись, завернулся в одеяло и читал книжку, тишина этого вечера потревожилась. Сначала я услышал, как Наташа в коридоре охнула:

— Это ж надо так извазюкаться! Миш, ты печку, что ль, чистил…

А потом — звон монетки о кафель в ванной, виноватое «ой!» и…

— Что ты наделала!

Наташа виновато стояла в дверях, держа на ладони две половинки моего медальона; я стоял перед ней, глядя то на неё, то на эти две половинки.

— Что ты наделала!

— Миш, прости, я нечаянно… Я брюки перевернула, а он из кармана выпал и раскололся… Прости! Можно починить, наверное, если запаять аккуратненько…

Я схватил то, что было моим медальоном, бросив на неё сердитый взгляд, лег на диван и отвернулся лицом к стене. Непрошенные слёзы навязались мне на глаза, защипало в носу, я поморгал — чтобы прогнать их в нос… Задышал часто-часто, чтоб не расплакаться. Наташа присела рядом, осторожно дотронулась до моего плеча.

— Миш, прости…

Я ничего не ответил: чтоб не разреветься окончательно.

Наташа посидела-посидела, потом вздохнула и ушла, тихонько скрипнув дверью.

Ну что же, что это такое? Почему, если у тебя остаётся последняя вещичка от родителей, и она сломается? Почему так, что я сделал неправильного?.. Что ж, зря дал Кольке свой свитер?! Да как же было не давать! Ему ведь холодно… Ну поскользнулся, не заметил — разве его вина в том, что с крыши так накапало и замёрзло? Или вообще не надо было ходить смотреть этот тайник, вон ведь как измазался! И что за неприятности всё время с этой башней! Хоть не ходи туда больше…

Но ничего не вернёшь… И разве плохим был вечер? Он только сейчас стал грустным, потому что я его испортил, сломал своим криком… А как не кричать?

Я дотянулся до светильника, щелкнул выключателем… Посмотрел на две половинки — надо же, как ровно он раскололся… Одна, выпуклая, внутри была гладкой и блестящей, а вторая — матовая шероховатая, с тоненьким ободком и углублением, словно для чего-то… Внутри углубления была вставлена тонкая полупрозрачная трубочка. Зачем? Вроде как для фотографии оно…

Скрипнув диваном, я выбрался из-под одеяла и подошёл к письменному столу. Выдвинул ящик, среди листочков, скрепок и карандашей отыскал там ножницы… Потом снова забрался на диван, устроился под лампочкой, прислушался на секунду и… осторожно поддел трубочку снизу. Через несколько секунд она вывалилась мне ладонь…

… Как-то однажды довелось мне прочесть книжку, где дети нашли на берегу озера закрытую бутылку, а в ней — письмо-послание. Не помню, как называлась эта книга, кажется про Пеппи, а может быть и нет… То, что было в медальоне оказалось не трубочкой. Это был свёрнутый кусок прозрачной плёнки с нанесёнными на неё тонкими чёрными буковками:

Jenny-Pooh@ya.ru

JиT2010.

Я тихонько запыхтел, чтобы унять бешено застучавшее сердце.

Глава 28.

Пароль.