В стоматологической поликлинике народу было немного. И никого из ребят! Стояли в регистратуре две бабушки, да читал газету на лавочке белобрысый парень. На входе — ведро с бахилками: выдумка современной цивилизации для поддержания чистоты. Светлые стены, белые лавочки, на полу — клетчатый линолеум, в углах — цветы с длинными листьями. В гардеробе — половина вешалок свободная. Я сдал куртку, подумал-подумал и встал в очередь за бабушками, чтобы всё разузнать. В январе мы ходили сюда проверять зубы, а вот как лечить их я представлял смутно…
Молоденькая тетенька в очках из регистратуры вежливо объяснила мне куда идти и дала талончик.
— Спасибо, — пробормотал я и отошёл. Зуб вообще теперь откликался лишь редкими толчками боли, и у меня появилась мысль: а может быть, не стоит его лечить? Ладно, раз уж приехал, хоть проверю, что ли. Может, его как-нибудь замажут без лечения, а?
Кабинет моего врача оказался в конце узкого коридора, за белой дверью с металлической ручкой и надписью: «Валентин Сергеевич Ольгин». На лавочке напротив двери сидела женщина с маленьким ребёнком и что-то ему быстро-быстро объясняла заискивающе-просящим голосом. Волосы у неё были длинные, каштановые, лицо худенькое, приятное. Малыш вертел тёмненькой макушкой и отвечал капризным тоненьким голоском:
— Не… Не хочу сидеть, хочу на машинках ката-аться!
И никакой очереди!
Я присел с краю лавочки. Женщина обернулась и несколько секунд изучала меня, а я изучал дверь: ужасно не люблю, когда меня рассматривают незнакомые люди. Даже красивые. Даже чьи-то мамы… Хотел было уже вздохнуть и встать, как вдруг дверь приоткрылась, оттуда выглянула женщина в белом костюмчике и позвала:
— Сидорова! Вы?
— Да, я! — забеспокоилась женщина. — Иду, иду! — потом она обратилась ко мне и спросила, — Мальчик, ты тоже сюда?
— Да.
— Мальчик, — умоляюще заговорила женщина. — Выручи, пожалуйста! Мне надо зуб лечить, а сынульку не с кем оставить! А в кабинет тащить не хочется его, да и не усидит он там… Может, поиграешь с ним немножко? Недолго, минут тридцать всего…
Я пожал плечами и покосился на мальчугана — он сердито сопел и смотрел на маму. Весь его вид выражал готовность вскочить и зареветь в полный голос.
— Если он будет со мной сидеть…
— Да будет-будет! — обрадовалась мама и порылась в чёрной кожаной сумочке, — вот здесь раскраска, фломастеры… ещё машинка его…
— Хочу кататься на машинке! — заканючил мальчик. — Ну ма-ма…
Женщина стала строгой:
— Ванечка, я пошла лечить зубки. Они у меня болят, и я не могу есть конфеты, — она смягчилась и добавила поласковее. — А потом мне доктор их полечит, и мы с тобой пойдём кушать пирожные! И на машинках кататься! Я скоро приду. Мальчик с тобой поиграет. Сидите здесь и ждите меня. — Она поцеловала его в макушку и добавила тихонько, — веди себя хорошо!
И скрылась за дверью.
Мы посмотрели друг на друга.
— Ну что, — вздохнул я, — тебя, значит, зовут Ваней?
Мальчик смотрел на меня тёмными глазами внимательно и сердито, пыхтел и молчал. Смешные они, малыши, вот ни за что не скажешь, что я таким же был!
— А меня Миша зовут. Во что ты любишь играть?
— В машинки, — буркнул Ваня: отстань, мол. Я посмотрел на дверь.
— А что, у твоей мамы зубик болит?
— Ага. Она сказала, что у меня тоже заболят, если я буду много конфет есть!
— Ещё бы! А ты что ж, конфеты любишь?
— Люблю. Только не шоколадные, а карамельки.
— А я шоколадные больше люблю.
— А у тебя есть? — оживился Ваня.
— Что? — не понял я.
— Конфеты.
— Не-а, нету… — огорчился я и на всякий случай порылся в карманах: там были только деньги, мобильник, ключи и талон к врачу. — Но если бы были, то обязательно тебя бы угостил!
Ваня улыбнулся и сказал:
— Ты смешной!
— Это почему это? — опешил я.
— Смешной, — повторил он.
— Ты тоже. Хочешь я тебе конфету нарисую?
— Давай! — согласился он. — А где? Листиков нет!
— А я тебе в раскраске нарисую! — я взял с лавочки книжку, фломастер, полистал… Да уж, не шедевр. Половина машинок была почиркана сине-красными цветами, у некоторых кое-как обведены колёсики, а на каких-то и вовсе были буквы разные и закорючки.
— Это кто машинки-то раскрашивал? Ты?
— Я! — довольно сказал Ваня.
— А можно я тебе тоже машину раскрашу? Вот эту, она называется экскаватор, песок копает…
— Сначала конфету нарисуй! — Потребовал Ваня.
— Ладно.
Пришлось рядом с экскаватором нарисовать кучу конфет: и карамелек, и шоколадных, и леденцов — пусть копает не песок, а конфеты. Забавно, вот бы на самом деле так! Конфетный выкапыватель… Потом я на совесть раскрасил его, в разные цвета. Фломастеры у мальчика оказались хорошие, толстые, яркие, сочные.
— Ух ты! А ещё нарисуешь! — попросил Ваня. — Самолётик!
— Я не рисую, я раскрашиваю. Я не умею рисовать.
— Ну ладно, раскрась, — разрешил Ваня. — Вот здесь он, — он полистал странички, ткнул пальцем на беленький «Ан-24».
— А я умею писать буквы! — похвастался он, когда я красил иллюминаторы у самолёта.
— Да ладно! Сколько тебе лет-то?
— Четыре! — он для убедительности показал на пальцах. — Вот.
— И уже умеешь писать буквы?!