Время нас подождёт

Ваня кивнул. Во даёт! То ли он выдумывает, то ли взаправду дети сейчас такие пошли. Умные. Я писать только в семь лет научился…

— Ну, напиши! — Я протянул ему раскраску и фломастер.

Малыш слез с лавочки, книжечку положил на неё и, высунув язык, стал выводить иероглифы — наискосок, по моему самолёту и белым облакам… Я посмотрел на дверь: оттуда доносился писк зубной машинки… И это ждёт меня… Бр-р-р!

— Вот, смотри! Здесь написано Мама! — показал мне Ваня.

— Какая же это «мама»! — возразил я. — это какая-то «ИАМА»!

— Нет! — нахмурился Ваня, — это мама! — почти крикнул он.

— Но это же не похоже на «М» — не соглашался я, показывая на первую закорючку: она действительно была больше похожа на «И», чем на «М». Словно ножку забыл дорисовать… Я вывел рядышком ровненькую «М» и вдруг замер.

«И» с недорисованной ножкой могла быть буквой «М»! Мама, Мир… Миша! А Джей и Т…

Догадка была совсем близко, ещё секунду бы подумать, но её, словно маленькую птичку спугнула женщина, распахнувшая дверь кабинета…

— Вот и я! Ну как, Ваня, не капризничал?

— Нет, мам! Мы рисовали!

— Жуков! — крикнули мою фамилию.

Я медленно поднялся, помахал Ване. Он в ответ заулыбался и замахал двумя ручками:

— До свидания!

— Спасибо! — улыбнулась женщина. — Спасибо большое!

— Да не за что…

… Впервые в жизни я не заметил, как мне лечили зубы! Было только неприятно, когда докторша там стала ковыряться тонкой длинной металлической палочкой, а больше — не капли! И без всяких уколов, которых я боялся больше стоматологов… В зелёных глазах доктора отражалась овальная лампа, а в лампочке — мой раскрытый рот. А смотрел на неё и всё думал, что буква «Джей» — это Джейн, Женя, а Т… это Тихон. А м — это, должно быть, Миша, да только почему с маленькой буквы? Что за цифры 2010? А может быть, это я просто размечтался, оттого, что сильно хотелось мне найти свою маму… Хоть капельку стать ближе к ней, чтобы не тосковать слишком, когда вдруг чей-то крик на детской площадке остановит тебя эхом «Ма-ма!»

Или просто где-то на самом донышке души жила надежда, что в карточке ошиблись, и мама моя жива?

Глава 30.

«Здравствуй, сыночек!»

Домой я летел на всех парусах. Сам не заметил, как оказался у двери… Кажется, стоматолог мне говорил, что можно немного подождать, прежде чем есть, но не два часа — пломба быстрозатвердевающая… И, чтобы не терять времени даром, я запустил компьютер, и…

— Наташа, а что у нас с интернетом?!

— Деньги кончились, завтра положу.

Да как она не понимала, что я не мог ждать до завтра!

— Давай я сейчас сбегаю?

Наташа отложила книгу, внимательно посмотрела на меня.

— А для чего он тебе стал так нужен?

— Ну… посмотреть надо кое-что… — потупился я, пытаясь придумать что-нибудь убедительное и приходя к выводу, что соврать сейчас просто не смогу. Вздохнул. — Ладно, я к Коле схожу.

И вспомнил, что они с мамой уехали в гости.

Вот почему какое-нибудь важное дело без трудностей не обходится?

— Ладно уж, сходи… — смягчилась Наташа. — Только поешь сначала, а то на тебе лица нет!

Я не стал её разубеждать, что это вовсе не от голода, а молча отправился на кухню. Блинчики оказались тоненькими, тёплыми — к моему приходу Наташа их подогрела в духовке, — и очень вкусными. Я люблю просто сыпать на них сахар, и могу съесть так немерянное количество… С мёдом — тоже неплохо. Но всё съесть я всё равно не смог — потому что очень торопился. Наташа заглянула на кухню, удивилась:

— Ты же говорил, что всё съешь!

Я развел руками.

— А Юрка бы все съел…

От этих слов я только затосковал по Юре, а потом глянул на Наташу и понял, что ей не легче. И так всегда — в каждое плаванье! Не хочу быть моряком, а если уж стану — ни за что не женюсь! Зачем доставлять столько переживаний самым близким, самым родным тебе людям?!

По дороге к магазину, где можно было оплатить интернет, я встретил Володьку. И надо же такому случиться, что оказались мы на одной дорожке, слева — стена магазина, справа — дом. И мы — друг против друга, и не пройдёшь, если кто-то из нас не уступит место другому…

Володька первый поднял на меня глаза — зелёные, сумрачные, недовольные, но беззлобные. Он был без шапки, подстриженный и какой-то похудевший. Я глянул на него и отвёл глаза, стал смотреть на его беленькие кроссовки.

— Ну проходи, чего стоишь? — спросил Володька.

— Спасибо, — буркнул я и снова посмотрел на него, — а ты чего такой?

— Ничего, — ответил он. — Нормальный я. Мих, а по литературе нам чего задали? — неожиданно поинтересовался он.

У меня отлегло от сердца.

— Пушкина учить — какой-нибудь один стих, на выбор.

— А, ясно. А я и так знаю. Ну, ладно, давай…

— Ага, пока.