Время нашей беды

Сидя в машине – я вымыл голову, принял душ, переоделся, благо у Полины хранил часть одежды, – я смотрел на фото Ани Завражной, когда она была еще героиней реалити‑шоу «Дом‑2». Надо сказать, фото впечатляло – большая грудь при совсем еще подростковой фигурке. Родом она была из Железнодорожного и явно мечтала пробиться в жизни.

Пробилась…

Машину я припарковал неподалеку. Опознать меня если и не невозможно – то очень сложно, благодаря мешковатым тактическим штанам, куртке, черным очкам и шапочке, полностью закрывающей волосы.

В адрес я не пошел. И так бы не пошел – но мне сильно не понравилось то, что я увидел, проходя мимо. Поэтому я занял наблюдательную позицию. И заснял на телефон, как выезжает из двора большой белый фургон.

Осмотревшись по сторонам, я понял, что делать дальше. В каком подъезде живет Завражная, я знал, потому что смотрел на двери, там было написано, где какие подъезды. Примерно сообразив, с какой стороны смотреть, я перешел вяло движущуюся дорогу, нашел ход на крышу соседнего здания. Поднялся, достал телефон, поставил на максимальное увеличение и стал смотреть.

Нужное нашел почти сразу. Шторы были задернуты, но весьма небрежно – и я видел, что в нужной мне комнате кто‑то висит в петле…

Здорово. Супер просто.

Номер машины у меня был, но я ее пока пробивать не буду – не дурак. При случае пробью, но через третьи руки и втемную. Фото машины у меня есть. Теперь надо уходить…

Информация к размышлениюРеволюция ценностей

Революция ценностей – революция, которая угрожает нам.

Революция… Если в начале двадцатого века это был священный Грааль для многих интеллектуалов, активистов, активных рабочих, путеводный маяк, позволяющий не сломаться в отнюдь не «травоядном» мире времен первоначального накопления капитала, если в середине двадцатого века это был инструмент реального изменения мира и освобождения от диктатуры и колониальной зависимости, то сейчас революция – это пугало. Прибавочный продукт, производимый экономикой, позволяет сносно существовать значимой части общества, достаточно значимой, чтобы составлять арифметическое большинство. И мы покупаем бронированную дверь в свою квартиру, прячем куда‑нибудь подальше нечто эфемерное под названием «совесть» и говорим – чур, чур меня. Мы просто не хотим больше ничего знать о революции – особенно в России. Все, что мы знаем, что за двадцатый век в России было аж три революции – точнее, две революции и одна попытка. Семнадцатый, девяносто первый и девяносто третий годы. И ни одна из них не закончилась хорошо, и в итоге – мы проиграли двадцатый век.

Вот и все, что мы знаем…

Знание о революциях в основном исчерпывается теорией революции, выдвинутой еще Марксом и Энгельсом, революции вследствие материальных причин. По Марксу причина революции – это эксплуатация рабочих капиталистами, и революция имеет целью овладение средствами производства и устранение этой эксплуатации. В теории все правильно: капиталисты изымают часть прибавочного продукта, созданного рабочими, – и если капиталистов устранить, то рабочим достанется их часть, то есть на каждого рабочего придется больше прибавочного продукта. И вроде все на месте, да что‑то не так.

Марксистская теория революции не объясняет ни череду бархатных революций 1989–1991 годов, ни польскую «Солидарность», когда рабочий профсоюз боролся с социалистическим (то есть рабочим) государством и доборолся до массовой безработицы и краха промышленности, ни наш август 1991 года, ни Майдан, ни «арабские весны»…

Польская «Солидарность» была столь сильна, что раскачала не только свое государство, но и внесла немалый вклад в крах всего Варшавского договора. При этом трудно сказать, за что конкретно боролась «Солидарность». Экономических требований у нее практически не было. Понятие «достоинство человека» каждый понимает по‑своему – но как‑то так получилось, что вся Польша понимала это одинаково, только облечь в конкретные требования не могла. Требование суверенитета было дикостью, потому что Польша и так была независимым государством, входила в ООН. Религиозные требования… на Гданьской судоверфи каждый день начинался с молитвы, и в Польше, несмотря на атеистический характер власти, не закрывались костелы. Фраза Леха Валенсы «Мы хотим, чтобы Польша была Польшей» не объясняет ровным счетом ничего. Хотя ее все поняли – если в 1989 году «Солидарность» на выборах взяла все (!!!) места в парламенте.