Даже Ран, знавший, что нужно делать дальше — какой отчаянной опасности подвергнуть племя напоследок, — едва заметил величественно прокатившуюся Мысль.
Его племя почти превратилось в стаю зверей. Утомленный Ран плохо соображал и не посылал никому мысленных сообщений. Дагон спрятался под скалистым уступом, настолько подавленный, что даже не излучал страха. Это было решающее поражение. Людям отказал интеллект, им изменила хитрость. Неразумные обитатели океанов, выживающие благодаря сигналам негибкого инстинкта, имели больше шансов на выживание, чем люди, и человечество стремительно опускалось до их уровня.
Думать было трудно, невероятно трудно. Проще перестать мыслить, плавать косяками, следуя за тем вожаком, что громче других озвучивает общие потребности. Бежать легко. Древнейшие механизмы тела могут избавить от необходимости размышлять логически. Не нужно строить планы на завтрашний день; жизнь станет бесконечным «сегодня», — конечно, если они выживут. Если Разрушители еще не заметили уцелевших и не пробьются вот-вот сквозь камень, чтобы прикончить их.
Но в глубине разума Рана вновь что-то пробудилось. Древнее понятие ответственности по-прежнему двигало им. У него был долг не только перед племенем, но и перед чем-то бо́льшим, перед неосязаемым будущим, о котором он знал лишь легенды и пророчества. Просто спастись недостаточно. Он обязан сохранить для людей будущее, и важнее всего — он должен сохранить их
Ран осторожно, нежно прикоснулся разумом к сгрудившимся соплеменникам. Все племя вздрогнуло от этого едва ощутимого призыва к жизни, призыва вновь взвалить на себя ношу, от которой люди почти избавились.
Некоторые отпрянули от прикосновения, отвергли его, сочли болезненным и решительно закрыли свой разум. Самоосознание действительно причиняло боль.
Были и те, кто в этот момент вовсе перестал ощущать свое «я». Они отринули его ради более легкого пути, решили стать морскими зверями.
Но остались и те, кто доверчиво повернулся к Рану, открыл разум для новых приказов.
Приказов у него не было — лишь один чрезвычайно рискованный на случай, если человечество больше ничего не сможет сделать. Ран протянул свои мысли старейшинам, осведомился, нет ли у них предложений, отчаянно надеясь, что тяжесть выбора ляжет не на него одного. Он настойчиво опрашивал их поочередно.
Из морской пучины медленно выкатилась очередная Мысль и прошла мимо, словно торжественная музыка. Ран вздрогнул, когда почувствовал ее, — и понял, что выбор придется делать ему. Старейшины ничем не помогли.
— Мы не знаем, — покорно ответили они. — Ты наш вождь. Веди нас. Спаси, если сможешь.
От Дагона вообще не пришло ответа. Он был молчаливее водорослей, что колыхались вокруг.
Ран немного послушал медленный пульс Мысли, устремив за ней свой разум, как за приливом.
— Есть одно укрытие, последнее, — сказал он неохотно. — Там мы можем погибнуть, но в любом другом месте погибнем наверняка. Даже верхние моря для нас теперь небезопасны. Остается единственный путь. — Он замешкался, после чего закончил: — В Бездну.
— Бездна! Только не Бездна! — в ужасе заголосил Дагон. — Нужно бежать, но не в Бездну!
Вокруг Рана поднялся хор возражений:
— Что угодно, только не Бездна! Никто не знает, что там. Оттуда приходят Мысли. Но кто их думает? Никому не ведомо.
— Никто даже не отваживался выяснить. Мы не поплывем в Бездну!
От Дагона пришло осторожное предложение. Должно быть, он думал про себя, но невольно распространил свои мысли на всех. Дагон терял способность думать про себя, что было еще одним симптомом превращения в зверя.
— Мы можем бежать, — сказал он. — Очень быстро. Возможно, быстрее Разрушителей. Если повезет, найдем другой город, чтобы спрятаться. Нужно бежать…
Чуть приподнявшись в воде, Ран распушил мех и напряг усталые мускулы.
— Мы слишком устали, чтобы бежать. Разрушители быстрее нас. Пока они заняты, у нас есть время спрятаться. Я выбираю Бездну. Никто не знает, что там. Может, смерть, но здесь смерть верная. Решайте. Я ухожу прямо сейчас. Кто хочет, пусть плывет за мной.
Нерешительно, осторожно, полные ужаса перед неведомым, они все же поплыли. Дагон отправился последним.
4
Здесь кончались открытые моря, которые они оставляли навсегда. Здесь чистую зеленую воду пронизывал рассеянный солнечный свет, на дне лежал окрашенный в цвет моря песок. Здесь раскачивались джунгли водорослей, крепкими корнями цеплявшихся за грунт, а макушками достигавших поверхности. Родные, хорошо знакомые места. Морской народ с тоской оглядывался назад. По сравнению с неизвестностью даже Разрушители казались едва ли не приятелями.
Впереди был край мира. Великая Бездна разверзла свои бесконечные глубины, куда человек не отваживался совать нос. Отвесный склон исчезал во тьме, за ним лежало бездонное море фиолетового цвета, переходящего в темно-синий, а затем в непроницаемый, полуночный черный.
Оттуда медленно выплывали пульсирующие Мысли.