— Разрушители! — кричали ему соплеменники. — Смотри! Когда они выйдут из-за скалы…
Мысленные голоса канули в сущий беззвучный ужас, но отдельные сознания еще пробивались сквозь всеобщий гвалт:
— Куда нам деваться? Что делать? Скажи, пока мы не погибли!
— Вниз, — ответил Ран спокойно, но послав свою мысль как можно сильнее, подсознательно копируя течение Мыслей Левиафана, что сотрясало людей, пока те висели в воде. — Вниз. За мной.
Без промедления он снова развернулся и мощными гребками поплыл вниз. У него не было четкого плана; он действовал инстинктивно, импульсивно, как Дагон. В одном был уверен: для человечества это единственный выход. Ран не собирался уходить от ответственности, которую на него возложили: держать племя вместе, сохранять его человечность, упорно нести груз человеческого наследия.
Племя нерешительно последовало за ним. Дагон плыл последним. Все были охвачены ужасом, но готовы держаться за хрупкую соломинку, пока она не переломится.
Громадный темный Мыслитель по-прежнему перегораживал путь. Один его задумчивый глаз смотрел в сторону людей, другой прятался на противоположном боку, глядя в неведомые глубины. Если для управления сразу двумя полями зрения киту требовалось два сознания, то ни одно из них даже на миг не задержало внимание на группе изнуренных беглецов, чей народ некогда правил миром.
Дрожа, люди остановились.
Ран поплыл вперед и заглянул в глаз Левиафана. Он собрал последние силы разума, еще не отнятые усталостью и страхом. Достучаться бы до этого необъятного существа, поговорить с ним, как разумное существо с разумным существом…
— Нас гонит враг, — без обиняков сказал он исполину. — Позволь нам пройти.
Глаз Левиафана даже не дрогнул. Вверх беспрепятственно покатилась новая гигантская Мысль.
— Пропусти! Пропусти! — по-звериному дико, пронзительно закричал Дагон.
Левиафан не ответил, как будто Дагон был барракудой или муреной.
К Дагону присоединилось все племя, наполнив воды бессвязными мыслями, криками о помощи, требованиями пропустить, нечленораздельными воплями, пронизанными страхом смерти. Но им никто не внял. Левиафану уже не раз доводилось встречаться с шумливыми морскими животными.
Пути к спасению не было. Племя не могло двигаться вперед, не могло и повернуть назад. Оставалось лишь кричать и проклинать западню, в которую его завел Ран, до тех пор, пока первый Разрушитель не покажется из-за скалы…
Когда Дагон заметил жуткий силуэт, его вопль заглушил крики остальных. Он закрутился в воде, взбивая пену, и резко рванулся к похожей на пчелиные соты стене.
— Бежим! — кричал он. — Прячьтесь! Прячьтесь!
Этот призыв был прост и понятен племени. Команды Рана — нет. Люди бросились врассыпную, одни помчались за Дагоном, другие бестолково тыкались в стену и друг друга с истошным визгом, даже не осознавая, что визжат. Типичная для ведомых паника направила их прямо в пасть преследователя.
Только Ран держался на месте, собирая всю силу разума и чувство ответственности за племя, которое он привел на край гибели, следуя неведомому доселе инстинкту.
По сравнению с колоссальной силой разума кита его сила была ничтожна. Но, кроме нее, у Рана ничего не осталось. Он собрал ее последние крупицы и метнул в Левиафана, как копье. Он не вложил в бросок ни слов, ни призывов. Просто хотел пробиться сквозь броню гиганта, заставить его заметить другой разум в другом теплокровном мозгу.
Левиафан слабо пошевелился. Его Мысль, поднявшаяся подобно струйке дыма, на миг качнулась в направлении Рана. Ее прикосновение обожгло разум столь сильно, что Ран отшатнулся. Он не был уверен, означает ли легкое шевеление гигантского Мыслителя, что тот обратил на него внимание.
— Помоги нам! — произнес Ран и тихо, и со всей неистовостью, на которую был способен.
Похожий на окно глаз, сидящий в глубокой глазнице, как в подводной пещере, едва заметно оживился. Ран не знал, заметил ли его Левиафан, а если заметил, то понял ли, что происходит. В любом случае через пару секунд это не будет иметь значения. По волнению вокруг ясно, что гибель близка.
Ран бросил последнюю страстную просьбу в тушу, блокирующую проход.
— Помоги нам! — взмолился он. — Помоги!
Затем он развернулся, поджал ноги, толкнулся и помчался к убегающему племени. Его громкие мысли неслись впереди него, отчаянно цепляясь за разум тех, кто еще был способен слышать и слушаться.
— Назад! — звал он. — За мной! Спускайтесь!
Но как люди могут послушаться, если смерть уже склонилась над ними? Дикие вопли Дагона были понятнее, они долетали высоко, до того уровня, где находились разрушительные машины. До Дагона не докричаться, он переступил черту и отринул свою человечность. Но племя — то, что от него осталось, — еще можно спасти.
Ран из последних сил мчался вверх, выкрикивая команды.
Для соплеменников они были абсурдны; вождь приказывал не прятаться, а погибнуть. Одни просто не отвечали, слепо плывя прочь, другие возражали дрожащими от ужаса голосами.