— Внизу опасно. Я видел, там что-то движется. Дальше не поплыву…
Ему вторили другие. Ран мог назвать упрямцев поименно, прежде чем они заговорили, — это те же люди, что и раньше соглашались с Дагоном.
— Да, там что-то есть… Непонятно что… Большое… Может, пора бежать? Прятаться?
Мысли Дагона лихорадочно ощупывали скалы.
— Это ловушка, — сказал он. — Но здесь есть пещеры. Можно спрятаться в пещерах. Бежим? Думаю, пора…
Только Ран был неподвижен и молчалив. Он не обращал внимания на болтовню. Он выискивал в Бездне темную шевелящуюся громадину.
— Ждите здесь, — сказал он мягко. — Не разбредайтесь. Я спущусь один и посмотрю, что там. Следите за Разрушителями, но не бегите, пока я не дам команду. Время есть. Что бы со мной ни случилось, я успею послать сигнал. Старейшины, не дайте людям разбрестись.
Колоссальные струи Мыслей, поднимаясь, толкали его из стороны в сторону. Каменная воронка все сужалась, но так и не сомкнулась. Теперь Ран ощущал свежие восходящие потоки морской воды, неспешно текущие мимо него.
Спуск не оканчивался тупиком. Это отчасти доказывало правоту Рана. Напрягая все чувства в поисках необъятного подводного существа, он с некоторым беспокойством осознал, что в последней отчаянной попытке спасти человечество, сохранить его разумным и мыслящим завел племя сюда, руководствуясь слепым инстинктом.
Внизу в скале было отверстие. Чувства Рана нашли проход. Но он оказался закрыт; его заслонял некто, слабо раскачиваясь в воде.
Теперь Ран мог различить темную громаду Мыслителя.
Успокоив разум, придерживаясь за стену, он скользнул вниз. Не было нужды соблюдать тишину. Глубинные Мысли катились вверх, не обращая внимания ни на него, ни на морские растения, ни на безжизненные скалы. Невозмутимые, как сама планета, они разворачивались и поднимались, проходя сквозь толщу воды с тем же достоинством, с каким Земля вершит свой путь в космосе.
Это был страж. Он думал свою думу, и ему не было никакого дела до людей и нелюдей.
Однако он был живым существом. Чувства Рана осторожно прощупали воду и сообщили, что страж теплокровный, как и он сам. Великан не обращал на Рана внимания, но и не угрожал. Он просто загораживал вход.
В то время как смертоносные машины продолжали спуск.
Рану не хотелось двигаться вперед. Его сердце бешено стучало, полнясь благоговейным трепетом и ужасом — ужасом перед неизвестностью и трепетом при одном только виде величественного Мыслителя.
Но двигаться было необходимо. Ран погружался, пока громадный Мыслитель не навис над ним, как гора. Его голова была подобна пологой скале. Мысли одна за другой выходили из глубоко запрятанного сознания, из неизмеримо длинных и невероятно запутанных извилин мозга, по сложности не идущего ни в какое сравнение с человеческим.
Левиафан всегда был безликим. Он прятал лицо, как и свои тайны. Виден был только широкий, гладкий лоб с глазами по обе стороны, которые вглядывались далеко, охватывая сразу два поля зрения.
Ран спускался, пока не оказался напротив неподвижного глаза. Он задержался, всматриваясь в недремлющий зрак. Если Мыслитель и заметил пришельца, то не подал вида. Этим глазом он смотрел равнодушно, будто Ран был единым целым с водой и камнями. Кто знает, какие необъятные глубины видел его противоположный глаз?
Все-таки Земля — очень старая планета.
В хрониках, рассказывающих о Сотворении мира, Левиафана называют одним из первых существ, появившихся на Земле. «И сотворил Бог рыб больших и всякую душу животных пресмыкающихся»[24]
. Давным-давно, когда писались эти слова, Левиафан считался самым могучим из живых организмов. «Глаза у него, — написано в хрониках, — как ресницы зари… Сердце его твердо, как камень… Нет на земле подобного ему; он сотворен бесстрашным…»[25] Так говорили в стародавние времена. С тех пор люди сильно изменились.Как и Левиафан…
Ран смиренно завис у врат в тайное царство Левиафана, без надежды глядя в гигантское равнодушное око. «Он плавал по морям, — писал Мелвилл, — задолго до того, как материки прорезались над водою… Во время потопа он презрел Ноев ковчег, и, если когда-либо мир, словно Нидерланды, снова зальет вода, чтобы переморить в нем всех крыс, вечный кит все равно уцелеет…»[26]
5
Вдруг наверху, где дожидалось племя, возникла суматоха. Ран навострил все свои чувства, как зверь — уши, и направил их назад.
Громче всех слышались вопли Дагона:
— Они приближаются! Мы в ловушке! Они заметят нас, как только минуют эту скалу. Нужно бежать! Спасаться! Чего вы ждете? Бегите, говорю вам, бегите!
В ответ закипели спутанные мысли. Уже никто не понимал, почему племя не прячется, даже старейшины не видели пути к спасению ни наверху, ни внизу. Было все равно, бежать или оставаться. Лидер не подарил им очевидной надежды. В этот миг отчаянное желание Дагона казалось разумным. По крайней мере, бежать проще, чем стоять на месте перед лицом неминуемой гибели.
— Пещеры! — заорал Дагон. — Прячьтесь в пещерах!
Ран сгруппировался, повернулся и мощно погреб наверх, подталкиваемый снизу могучими Мыслями. Когда он оказался среди людей, те уже рассеялись.