Наконец зануда Иган удовлетворенно кивнул, разгладил контракт на подоконнике и старательно нацарапал на нем свою подпись. Он почти закончил, когда телефон разразился яростным звоном.
— Я сам! — Дядя Эдмунд пресек поползновения Оуэна ловким движением руки. — Алло? Алло? Ну да, естественно, это С. Эдмунд Штумм. А кого вы ожидали услышать? Я… О, «Метро»! — И его голос сделался сладким как сироп.
Все присутствующие впали в безмолвный транс. В тишине зажужжал голос из трубки, — наверное, так говорил бы шмель, наделенный человеческой речью.
— Мне велено сообщить вам, мистер Штумм, — сказал шмель, — что мы пересмотрели свою позицию в отношении «Леди Пантагрюэль». Руководство только что заключило договор с Джессикой Тэнди, и мы желаем, чтобы первую контрактную роль она исполнила в фильме по вашей пьесе. Мы готовы заплатить дополнительно десять тысяч, если пьеса еще продается.
— Ну конечно же продается! — радостно вскричал дядя Эдмунд. — Я… я перезвоню вам через пять минут, спасибо и не прощаюсь!
Еще не положив трубку, он вскочил со стула и шагнул к Игану, намереваясь забрать у него контракт.
— Отдайте контракт! — потребовал он. — Иган, слышите? Давайте его сюда, немедленно, пока я не приказал вас уволить!
— Иган, нет! — исступленно крикнул Оуэн и метнулся вперед. — Не отдавайте! Он подписал! С этого момента пьеса принадлежит Клэр!
— Докажи! — взвился дядя Эдмунд. — Я подам на тебя во все мыслимые суды по всей стране! Ты знал, что «Метро» согласится на мои требования, и твои вороватые друзья тоже об этом знали! Теперь понятно, почему ты так торопился меня обдурить!
— Что? Ах ты, тщеславная старая жаба! — воскликнула Клэр, едва не задохнувшись от гнева.
— Клэр! — Оуэн заметался по библиотеке. — Иган, умоляю! Дядя Эдмунд!
— Иган! — сказал приказным тоном дядя Эдмунд. — Не забывайте, кто я. Давайте сюда мое имущество, или я сделаю так, что к вечеру вы останетесь без работы!
— Ох, ну и враль! — лепетал Оуэн. — Иган, он уже добился вашего увольнения. Ну же, рассердитесь на него, озверейте! Разве не помните, как мэр только что отправил вас в отставку? Да, я знаю, что этого еще не случилось, — вернее, это случилось, но вы пока не в курсе! Иган!
Но Иган, встревоженно поглядывая на Оуэна, повел себя самым предсказуемым образом: вложил контракт в протянутую ладонь Штумма.
Оуэн со стоном достал из кармана часы, перевел стрелки на пять минут назад и почувствовал, как сердце уходит в пятки, ибо в душе у него зародилось смутное подозрение, что на сей раз путь окажется совсем неблизким.
И он был совершенно прав.
8. Управляемый снаряд
К его вопиющему ужасу, мир содрогнулся и рассыпался на части!
Оуэна скрутило так, что он едва не растерял все зубы. Мертвой хваткой сжимая часы, Питер с головокружительной скоростью уносился в неведомые измерения, вращаясь вокруг собственной оси. Якорь поднимали пренеприятнейшими рывками, а на конце цепи раскачивался Оуэн — словно маятник, рассекающий время.
Загромыхала вчерашняя буря. Рассеянная в пространстве и времени молния озарила библиотеку тусклой серой вспышкой, и за окном Оуэн разглядел торжествующий кипарис, восставший из водной могилы и укоренившийся на прежнем месте. Очередной рывок. Оуэн стал подниматься в неизвестном направлении, и маятник времени закачался с амплитудой, далеко выходящей за рамки наложенных часами ограничений. Вконец обезумевший Питер увидел добродушного слюнявого младенца — должно быть, самого себя в ранней юности, — после чего ему явился немолодой бородатый джентльмен (Оуэн смутно помнил, что это его дед), а потом — группа индейцев с суровыми лицами, возводивших террасу под сенью молодого и гибкого кипариса. На мгновение маятник завис в крайней точке; мир сделался реальным и вновь обрел цельные очертания, но не успел беспомощный Оуэн собраться с мыслями, как маятник, увлекая его за собой, пошел в обратную сторону, на сей раз быстрее, и вот он, тот самый миг, когда Клэр, ее адвокат, Иган, доктор Крафт, Штумм и Оуэн стоят вокруг стола…
Но маятник не остановился!
Мимо проносились размытые лица и бессвязные события. Оуэну показалось, что он видит самого себя с седой бородой, рядом — пожилую, но по-прежнему милую Клэр, а вокруг них обоих — выводок любвеобильных внуков. Очередная пауза, новый рывок, и лица исчезли.
Оуэн не сомневался, что его вытягивают вместе с якорем, словно глубоководную рыбу, и как только он окажется на поверхности нормального времени, его разорвет в клочья и разметает по нескольким столетиям. В отчаянии он хотел было выпустить из руки злополучные часы, но не решился, ведь по инерции его, смазанного тем проклятым глотком темпоральной жидкости, может забросить куда угодно и он будет скользить по руслу времени, пока не окажется… Где? Вернее, когда?
— Нет, нет, — тараторил он под нос, — нельзя, чтобы меня разбрызгало по всему континууму, оно того не стоит, ничто на свете того не стоит!
Его снова дернуло, и движение прекратилось.