Оно остановилось, как будто поняло приказ или угрожающий жест. Жгутики вокруг его «талии» затрепетали, ярче засветились колеблющиеся ленты красок. Я не мог избавиться от странной уверенности, что существо пытается общаться со мной.
А потом оно снова целеустремленно двинулось вперед. Я попятился, держа его на мушке; палец напрягся на спусковом крючке. Существо остановилось, а я все отступал, охваченный нервным волнением. Когда расстояние между нами увеличилось до пятидесяти ярдов, существо развернулось и ушло в свой оплетенный лианами «баньян».
После этой встречи я проходил мимо деревьев со всей осторожностью, но больше подобных созданий не обнаруживал.
Ученые крайне неохотно поступаются своей так называемой логикой. По пути я силился рационально объяснить себе, как могло появиться на свет столь необыкновенное существо, пытался анализировать увиденное в свете современной науки. Нет сомнений в том, что это живой организм. Однако он явно не белковый. Растение, измененное мутацией? Возможно… Нет, не годится версия: существо обладает разумом. Хотя какого рода этот разум, поди угадай…
Где-то здесь семь ушедших из села девушек, напомнил я себе. Моя задача — разыскать их, и как можно быстрее.
И я их нашел. Не всех, но шесть. Они сидели рядком на синеватом мху, спиной ко мне, и глядели на малиновую каменную кладку. Поднявшись на бугорок, я увидел их — неподвижных, как бронзовые статуи.
Вне себя от радости, я спустился к ним. Но радость еще на пути сменилась тревогой: а ну как окажется, что все они мертвы?
Нет, они не были мертвы. Но и не были живы — в подлинном смысле этого слова.
Я схватил одну из них за голое плечо — кожа была удивительно холодна. Девушка будто не ощутила моего прикосновения. Ее губы, тронутые синевой, были крепко сжаты, а зрачки чрезмерно расширены, как от наркотика.
Подобно остальным, девушка сидела по-индейски, подобрав ноги. Когда я попытался ее развернуть, она повалилась на мох, даже пальцем не шевельнув, чтобы удержать равновесие. Несколько мгновений лежала, а потом медленно, по-кукольному, вернулась в прежнюю позу и снова устремила взгляд в пустоту.
Я посмотрел на ее товарок: все точно так же погружены в безучастность, похожую на летаргический сон. Как будто из них вычерпан разум, или как будто их души находятся неведомо где. Конечно, это предположение было фантастическим, но вряд ли нашелся бы врач, способный поставить этим бедняжкам верный диагноз. Хотя проблема, несомненно, крылась в области психики.
Я повернулся к первой, похлопал ее по щекам и приказал:
— Очнись! Ты должна подчиниться мне! Просыпайся!
Никаких признаков того, что она что-то почувствовала или увидела. Я зажег спичку, и взгляд девушки сфокусировался на пламени. Но размер зрачка остался прежним.
Меня пробрала дрожь. А в следующий миг я ощутил движение позади. Обернулся…
К нам приближалась седьмая девушка.
— Миранда! — окликнул я ее. — Ты меня слышишь?
Имя я узнал от фра Рафаэля.
По синеватому мху девушка шла босиком, и я увидел на ногах пятна обморожения. Но она явно не испытывала боли.
И тут я понял, что это не просто молодая индианка. Где-то в глубине моей души всколыхнулся инстинктивный ужас, по коже побежали ледяные мурашки, и я задрожал так сильно, что едва сумел вытащить пистолет из кобуры.
На лице у той, что медленно подступала ко мне, не отражались никакие чувства; черные глаза неподвижно смотрели в никуда. И все же она не была похожа на девушек, сидевших у меня за спиной; она вообще не имела ничего общего с индейцами. Сравнить ее я берусь только с фонарем, в котором горит сильный огонь. Остальные шесть фонарей то ли не были зажжены, то ли успели погаснуть.
Огонь этот был не из тех, что могли бы загореться на Земле, или в этой Вселенной, или даже во всем нашем пространственно-временном континууме. Девушка, носившая имя Миранда Валле, была жива — но то была нечеловеческая жизнь!
В каком-то дальнем, скептическом закутке моего разума родилась мысль, что это чистое безумие — либо иллюзия, галлюцинация. Да, я понимал, что происходящее выглядит нереально, но это не имело значения. Девушка, ступавшая по податливому мху, была словно окутана невидимой, неосязаемой вуалью — тем, что отчуждает таких созданий от людей и для чего люди тысячелетия назад придумали слово «божественность». Мне подумалось, что ни один человек не смог бы притронуться к этому существу.
И все же меня переполняли страх и отвращение — эмоции, с божественным никак не ассоциирующиеся. Я смотрел на Миранду, зная, что вскоре ее взгляд упадет на меня, что она осознает мое присутствие. А что будет потом? Мой разум не осмелился искать ответ на этот вопрос…
Она подошла и тихо уселась возле других, удлинив собой ряд. Ее тело напряглось и застыло, и вмиг исчезла та жуткая вуаль, как будто ее унес ветер. Передо мной сидела обычная индейская девушка — как и шесть остальных, опустошенная, немыслящая, бездвижная.