«Время, назад!» и другие невероятные рассказы

Брайн исчез под маслянистой непрозрачной поверхностью. Тяжеленная, как мельничный жернов, рука Торрена прижимала его ко дну, безжалостная и бесчувственная, словно камень. Через некоторое время со дна начали подниматься большие медленные пузыри.

Фентон не заметил движения Торрена. Но когда он попытался отпрыгнуть, было уже поздно. Огромная скользкая холодная рука железной хваткой схватила его руку. Несколько медленных секунд они боролись. Потом Торрен разжал хватку и Фентон попятился, тряся полураздавленной кистью и наблюдая, как его револьвер почти целиком исчезает в ручище Торрена.

Торрен усмехнулся.

Фентон усмехнулся в ответ — медленно и неохотно.

— Ты понял, что он солгал про бомбы, — сказал Торрен.

— Да.

— Значит, тогда все решено. Значит, сынок, больше не будем ссориться? Ты вернулся.

Но револьвер он держал наготове и смотрел настороженно.

— Нет. — Фентон покачал головой. — Я вернулся, правда. Не знаю почему. Я ничего тебе не должен. Но когда на меня посыпались бомбы, я понял, что ты в беде. Я знал, что он не решится бомбить меня на виду у камер, пока власть на Ганимеде принадлежит тебе. Мне надо было выяснить, что происходит. А теперь я пойду.

— Назад, к своим ганимедцам? — Торрен задумчиво покачал в ладони пистолет. — Бен, мальчик мой, я вырастил тебя глупым! Будь же разумен! Что ты можешь для них сделать? Как ты станешь со мной бороться? — Он вдруг гулко рассмеялся. — Брайн думал, что я беспомощен! Иди сюда, Бен. Включай телевизор.

Настороженно глядя на него, Фентон повиновался. Появились заснеженные холмы. Высоко над ними, над освещенными синим светом тучами, показались крошечные точки — группа летящих самолетов.

— Наверное, еще минут десять, — задумчиво заметил Торрен. — Во всей этой системе существует очень много штучек, о которых знаю только я. Неужели Брайн действительно думал, будто я о чем-то не позаботился? Эту ситуацию я предуссмотрел много лет назад. Если сигналы, которые я посылаю, никуда не доходят, а сигнализация отключилась, — огромная голова кивнула, — моя охрана прибежит сюда через десять минут. Даже если бы ты не пришел. Но все же, сынок, я тебе благодарен. Ты избавил меня от этого неприятного чувства — беспомощности. Ты же знаешь, как я его ненавижу. Брайн способен был убить меня, но не смог бы дольше держать меня в беспомощном состоянии. Я перед тобой в долгу, Бен. А я этого не люблю. Поэтому мне бы хотелось…

— Мне ничего не нужно, — отрезал Фентон. — Только свобода для ганимедцев, а ее я возьму сам. Ты не дашь мне ее. Но я могу взять ее, Торрен. Кажется, теперь я знаю как. Я возвращаюсь к ним.

Огромная рука, плавающая по поверхности жидкости, повернула пистолет в сторону Фентона.

— Может быть, сынок. А может, и нет. Я еще не решил. Не хочешь рассказать мне, как ты собираешься остановить меня на Ганимеде?

— Есть только один способ. — Фентон с мрачной улыбкой смотрел на пистолет. — Я один не могу идти против тебя. У меня нет ни денег, ни влияния. На Ганимеде этим владеешь только ты. Но ганимедцы могут с тобой бороться. Я научу их. Я учился партизанской войне в суровой школе. Я знаю все, что следует, о борьбе в неравных условиях. Давай, Торрен, возводи новые башни. Но попробуй-ка удержать их! Мы взорвем их, как только ты закончишь строительство. Ты можешь бомбить нас, но убить всех тебе не удастся — за короткое время совершенно точно!

— Насколько короткое время? — спросил Торрен, глядя на Фентона горящими глазами. — Кто меня остановит, сынок? У меня столько времени, сколько мне нужно. Ганимед принадлежит мне!

— Нет, не принадлежит. — Фентон рассмеялся почти искренне. — Ты взял его в аренду. Ганимед принадлежит Солнечной системе. Он принадлежит Вселенной и людям, которые ее населяют. Он принадлежит твоему, Торрен, собственному народу — людям из планетарных инкубаторов, которые и унаследуют такие планеты. Ты не сможешь скрыть, что происходит на Ганимеде. Башни принадлежат правительству Земли. Когда мы взорвем их, правительство захочет узнать, что здесь происходит. И тогда разразится скандал. Ты не сможешь его замять!

— Никому нет дела, — проворчал Торрен. Однако в глазах его появился странный блеск, словно слабая надежда. — Никто не станет воевать на маленьком спутнике — таком, как Ганимед. Никому, кроме меня, он не нужен. Не будь ребенком, Бен. Люди не воюют за идеалы.